[Dworin]

6. Объединенные заявки:
- hurt/comfort после битвы с орками (той, которая была в пре-каноне, где Торин впервые размахивал деревяшкой)
Торин, весь израненный, и психологически тоже на грани.
- Двалин/Торин, трагические моменты отношений времен Битвы при Азанулбизаре.

@темы: Балин, Двалин/Торин, фест: заявка. Выполнено, другие гномы

Comments

[кхузд с Горы]

Автор совершенно не уверен, что это то, что имелось в виду заказчиком(-ами). Но облизывался на эту заявку еще на каком-то там фесте и, увидев это снова, проникся окончательно и решил рискнуть.

Исполнение №1, часть 1/?, 1342 слова

Стоя на самом гребне невысокого каменистого отрога, Торин оглядывается вокруг. Тусклые лучи холодного зимнего солнца, пробиваясь сквозь густую пелену высоких облаков, отражаются от скал и доспехов павших, повисая в воздухе странной белесой дымкой. В первое мгновение, ему кажется, что он оглох. Потом он понимает: это просто тишина. Звенящая, закладывающая уши тишина, воцарившаяся после сражения, сквозь которую, как сквозь плотную ткань, почти не слышны хрипы раненых и стенания живых. Гномы с почерневшими от горя и орочьей крови лицами, словно в полусне бродят по усеянной телами долине, выкликая родных и друзей. Нашедшие не могут сдержать слез – радости или, чаще, отчаяния.

Кого ему искать? Кого оплакивать?..

Обернувшись в ту сторону, где, как он помнит, лежало тело короля, Торин замечает четверых гномов укладывающих на сложенные из копий и плащей носилки останки Трора. Он закрывает глаза и снова видит, как летит ему под ноги отрубленная голова. Он не хочет этого видеть…

Поле кажется бескрайним и повсюду, куда хватает глаз, оно залито кровью. Красное на сером, красное на буром, опять красное, красное, красное. Как отцовская мантия. Отец. Он должен быть где-то здесь. Отец и брат. Торин открывает рот, чтобы позвать, но из горла не доносится ни звука, как будто он лишился голоса. Может и так, он уже не помнит, сколько кричал сегодня, надрывая связки. Он сглатывает, пытаясь избавиться от тяжелого медного привкуса, но кровь снова и снова течет из разбитых губ, наполняет рот, смешиваясь с вязкой слюной, забивается в ноздри душно-сладким запахом, стягивает лицо влажно-липкой маской, и похоже, ему не отмыться от нее вовеки. В теле болит каждый мускул, оно кажется неимоверно тяжелым, словно в него залили расплавленный свинец. Поднять руку или передвинуть ногу – почти непосильная задача. Но он должен. Должен.

Торин поворачивается и идет к лесу на краю долины, где гномы разбивают лагерь. Может, Трайн и Фрерин уже там. С каждым шагом что-то задевает его по ноге. Торин опускает глаза и пытается понять, что это. Огромный дубовый сук, который он продолжает сжимать в руке, будто бой еще не закончен. На искромсанной коре глубокие борозды и выщерблины от азоговой палицы. У него уже нет нужды в этом импровизированном щите, но что-то заставляет его крепче прижать к себе искалеченную ветку, спасшую его в минуту смертельной опасности.

По полю почти невозможно идти: он то и дело спотыкается о лежащие вповалку тела. Орки, гномы, снова орки. Длинные пышные бороды, выпавшие из-под шлема косы, скрученные когтистые лапы, оскаленные пасти с гнилыми зубами… Запнувшись о торчащий из кого-то топор, он теряет равновесие и падает на одно колено, почти утыкаясь лицом в груду трупов. Он уже собирается было подняться, как взгляд его цепляется за торчащий из-под черных орочьих доспехов наруч светлого металла со знакомым до боли узором.

Махал!

Не помня себя, он кидается туда, отшвыривает зарубленного орка, и второго, и…

Нет. Нет… Этого не может быть.

Дрожащими руками он приподнимает русоволосую голову. На красивом безжизненном лице нет ни царапины, только тонкая струйка крови, стекающая по лбу из-под волнистых волос: рубиновой диадемой на снежно-белой коже.

- Фрерин!

Торин встряхивает брата за плечо, сжимает в кулаке густые пряди.

- Фрерин! Фрерин…

Нет, только не он! Фрерин!

Он кричит, и ему кажется, что его сорванный хриплый вой разносится по всей долине до самого Карадраса, хотя на самом деле он лишь тонет в гуле сотен таких же горестных воплей и проклятий, наводнивших Азанулбизар.

Очнись, брат! Посмотри на меня… Ты не можешь вот так уйти! Не можешь!

- Торин.

Нет, нет, нет!

- Идем, Торин. Мы позаботимся о нем.

Чья-то рука твердо сжимает его плечо, тянет вверх, и Торин резко сбрасывает ее, вцепившись пальцами в кольчугу Фрерина. Они не смогут отнять у него брата…

- Торин!

Он вскакивает, хватаясь за меч, и тот, кто пытался его увести, отшатывается, поднимая руки.

- Это же я, Балин!

Балин… Туман перед глазами медленно рассеивается, и размытое пятно постепенно принимает более четкие очертания, превращаясь в обеспокоенное лицо наставника.

Торин опускает меч.

- Прошу тебя, идем в лагерь, - устало говорит Балин.

Обернувшись, Торин видит, как второй гном бережно поднимает Фрерина на руки.

Двалин?

- Идем.

Балин берет его под руку, и Торин покорно следует за ним, уставившись перед собой невидящим взглядом. Тишина вернулась.


На опушке уже поставлено несколько палаток, и гномы тащат из леса хворост, разводя огонь. Двалин идет к высокой черной скале, куда гномы переносят своих погибших. Торин поворачивает было за ним, но Балин мягко направляет его к большому костру поодаль, возле которого расположился их клан. Усевшийся на поваленном дереве угрюмый рыжебородый гном поднимает голову и, увидев Торина, мрачно кивает ему. Оставив Балина, принц подходит к родичу.

- Гроин, - собственный голос кажется ему хриплым карканьем, - Где Трайн? Он жив?

Нахмурившись, Гроин потирает сложенные на коленях руки.

- Трайна никто не видел.

- Мы должны… - Торин сжимает кулаки, – Должны его найти. Теперь он – король!

Старый гном буравит его близко посаженными серыми глазами, а потом с тяжелым вздохом отводит взгляд.

- Торин, послушай…

Он так и не успевает ничего сказать, потому, что в этот момент к костру подходят трое: молодой высоченный Огнебород с повязкой на глазу, и двое темноволосых красногорцев, кажется, из Железноруков.

- Здравия тебе, узбад, - рыжий гном кивком головы приветствует Торина, - тут такое дело…

- Я тебе не узбад! – вскинув голову, Торин обжигает Огнеборода кипящим от ярости взглядом.

Балин предостерегающе поднимает руку:

- Так что за дело?

- Не сможем мы всех как следует похоронить, по-гномьи. Не успеем просто.

Торин вспоминает огромную долину, от края до края заваленную телами. Несколько дней уйдет только на то, чтобы вынести их с поля боя.

- Я знаю, люди после сражения иногда хоронят своих воинов в общей могиле и насыпают сверху курган… - нерешительно говорит одноглазый.

- Чтобы их черви жрали? – сидящий рядом с Гроином Даин поднимается, гневно сверкая глазами. – Я не позволю моим гномам гнить в проклятой орочей земле!

- Это наша земля! – рычит Торин, и его ноздри хищно раздуваются, как у готового к прыжку зверя. – Мы отдавали за нее свои жизни! Она пропитана кровью моего деда и брата…

- И моего отца! – Даин бесстрашно встречает его взгляд. – Это война - не наша идея! Вы ее начали!

- Довольно, - тяжело поднявшись, Гроин делает шаг вперед. – Трор мечтал вернуть гномам королевство Дурина, но никому из нас это сейчас не под силу. Нас осталось слишком мало.

- Мы возвращаемся в Орокарни, - наклоняет голову один из Железноруков. – Но путь неблизкий. Павших придется похоронить здесь.

- И оставить оркам наши мечи и секиры? – недоверчиво спрашивает прислушивающийся к разговору Оин.

- Оружие и доспехи заберем с собой, - твердо говорит Балин.

- Но как? Их слишком много!

- У нас нет ни повозок, ни вьючных животных.

- Зарыть, и дело с концом!

- И пускай эти твари все потом растащат?

- Орки забились в свои норы, они не скоро посмеют вылезти на свет. У нас и так раненых без счета, к чему тащить лишнюю тяжесть?

Торин представляет себе серебристую кольчугу Фрерина, которую трогает своими грязными лапами вонючий орк, длинный меч с вытравленными на клинке рунами, легкий щит… Он резко поворачивается к спорящим гномам, и грудь тут же прошивает острой болью: видимо, пропитанная кровью рубаха уже успела присохнуть к коже, а теперь от порывистого движения отстала, потревожив многочисленные синяки и ссадины. Торин ловит себя на мысли, что ему хочется сделать так еще раз, может быть, прижать руку сильнее, чтобы снова испытать эту боль, чтобы она не прекращалась, чтобы вытеснила из груди ту, другую…

- Пусть каждый возьмет с собой вещи своего родича или друга, - произносит он. – Другого выхода нет.

- Но что делать с телами? – снова спрашивает Даин.

- У нас в Красных горах есть обычай, - говорит Железнорук, - Если гном погибает вдали от гор, и нет возможности доставить домой его тело, мы складываем погребальный костер.

- Ты предлагаешь их сжечь? – на лице Огнеборода читается отвращение пополам с ужасом. – Как чумной скот?

- Как героев! – возражает темноволосый гном.

- Это неслыханно!

Поднимается гвалт, гномы спорят, кричат, размахивают руками, и Торину хочется сесть на землю, зажмуриться и зажать уши, но он не может себе этого позволить. Голоса становятся все громче, все злее, ему кажется, что голова его сейчас лопнет, разлетевшись на тысячи кусков.

- Atkât!

Замолкнув от гневного окрика, гномы, словно по команде поворачиваются к нему, внимательно ожидая его решения.

- Рубите деревья!

[Jella Montel]

Оооо, автор, как хорошо, что вы все же рискнули!
*уточняя оргмомент*
Количество частей пока неизвестно, так?

не з.

[Moon Feather]

ой какое начало
сел ждать проды)
не з.

[Маграт]

подписываюсь

[Чашка чаю]

Я тоже.

[кхузд с Горы]

Jella Montel,

Количество частей пока неизвестно, так?

К сожалению, пока нет. Это не та заявка, которую можно исполнить драбблом. Так что планируется, ну не макси, конечно, но полноценный мини страниц на -дцать.
Feather in broom, Маграт, Чашка чаю, спасибо. Быстро, увы тоже не получится - ФБ все-таки, да и работу никто не отменял но постараюсь, по возможности, не затягивать.

[кхузд с Горы]

Исполнение №1, часть 2/?, 1418 слов

На некогда гладкой поверхности меча уродливой паутиной расположились надсечки и зазубрины, черные бесформенные кляксы пятнают светлый металл. Фрерин вообще любил все светлое…

Торин проводит пальцем по забитому засохшей кровью долу до самого острия и, бережно вложив клинок в снятые ножны, опускает на землю рядом с тонкой, кажущейся почти невесомой, несмотря на двойное плетение, сеткой серебристой кольчуги.

- Узбад… - раздается за спиной негромкий голос.

- Не называй меня так! – не оборачиваясь, глухо отзывается Торин.

Помявшись, молодой гном из эреборской гвардии добавляет:

- Уже готово все... Пора.

Там, возле скалистых отрогов, и правда все готово. Под хмурым ночным небом на высоких настилах из бревен и веток лежат тела гномов, которым первыми суждено быть похороненными по чужому, нездешнему обычаю. Сотни пылающих факелов выхватывают из темноты застывшие в суровом молчании лица тех, кто пришел проводить в последний путь родных и близких. Пройдя мимо расступающихся при его появлении сородичей, Торин подходит к самому большому разложенному костру, где по правую руку от неподвижного Трора располагаются Наин и Фундин, а по левую – Фрерин. Лицо брата, очищенное от потеков крови кажется таким спокойным, что если бы не смертельная бледность, можно было бы подумать, что он прилег, утомившись, на эту странную постель и заснул крепким безмятежным сном. Торин в последний раз касается холодной руки.

- Прости, что так, nadadith…

Кто-то из гномов подает ему зажженный факел. По углам с точно такими же факелами уже стоят Даин и Фундинулы. Чуть поодаль Гроин, тяжело опираясь на плечо Глоина, неотрывно глядит на брата.

Торин останавливается перед костром, чувствуя на себе взгляды собравшихся гномов. Они ждут. Ждут его слов. Как будто ему есть, что им сказать. Как будто это имеет значение.

- Сегодня мы одержали победу, но цена ее… - голос его срывается, и Торин делает судорожный вдох, – Цена ее непомерна, потому что нет рядом тех, с кем мы могли бы разделить наше торжество.

Он говорит и сам не может поверить в свои слова. Это просто непрекращающийся кошмар, и он вот-вот проснется, и все будет по-прежнему: отец хлопнет его плечу, проходя мимо, и Фрерин подмигнет, скрепляя волосы подаренной мамой заколкой, - на удачу.

- И пусть не сомкнутся над их головами каменные своды, их имена навечно будут высечены в нашей памяти. Пока жив хоть один из нас, кхазад будут помнить героев, павших в Азанулбизаре!

В гробовой тишине, он в последний раз обводит взглядом родные лица. Ни усыпальницы, ни могильной плиты… Они навсегда похоронены в его сердце.

- Пускай путь их в Чертоги Праотцов будет легок и короток. Махал, прими своих сынов!

Сделав шаг вперед, Торин подносит факел к смолистому хворосту, и тот сразу же занимается с веселым треском, подожженный одновременно с четырех сторон. Вокруг вспыхивают десятки других костров, и их отблески принимаются отплясывать на шероховатой поверхности склонов. Языки пламени поднимаются все выше и выше, подбираясь к неподвижным телам, облизывая руки, опаливая волосы, закрывая оранжевой завесой лица…

- Не надо… - негромко произносит Балин, кладя руку на плечо молодого короля. – Их здесь уже нет.

Торин делает шаг назад, другой, не отводя глаз от огненного столпа, и наконец, отходит следом за кузеном прочь, к стоящим полукругом гномам. Кто-то из них вытирает слезы, не скрывая скорби, другие находят утешение в дружеских объятиях. По рядам пробегает невнятный шепот. Молитвы? Проклятья? Он чувствует кожей их взгляды: сочувствующие, настороженные, неодобрительные.

Гроин делает Балину знак, и тот направляется к дяде, глазами попросив брата проследить за Торином. Двалин едва заметно наклоняет голову: мог бы и не уточнять, и так понятно. Последние часы сам не свой – одного оставлять опасно, да и здесь ему тоже торчать... Торин все еще смотрит на плещущее на темном фоне расплавленное золото костра, и зрачки его тоже блестят то желтым, то красным, словно впитывая в себя это пламя. Еще одно, уносящее его семью. Все, что от нее осталось.

Двалин отвлекается на минуту, прикидывая, под каким предлогом увести Торина обратно в лагерь, и потому не сразу реагирует, когда кто-то из стоящих позади Широкозадов бурчит себе под нос:

- Дорого же узбад ценит своих родичей, раз решил их поджарить, ровно куски мяса…

Двалин оборачивается, опасно прищурив глаза. Твое счастье, что Торин этого не слышал. Ляпни еще хоть слово…

Коренастый гном с отливающей медью бородой осаживает соседа:

- Заткнись, Торвал! На их месте мог бы быть и твой брат. Что бы ты тогда делал?

- Я прикрывал своему брату спину, - раздраженно фыркает необъятный гном, - и трижды спасал его от орочьих копий, а что делал он?

Забывшись, он повышает голос, и в следующее мгновение Торин, ринувшись вперед, уже выплевывает ему в лицо, вцепившись в отвороты куртки:

- Я сражался с Азогом Осквернителем, пока такие как ты позорно бежали!

Лицо его искажено гневом, и Широкозад, который выше его на целую голову, только ошалело дергается, пытаясь вырваться из его хватки. Кругом поднимается шум, гномы принимаются кричать, кто осуждая, кто поддерживая толстяка:

- Да что это за хрен такой?

- В ебало ему зарядить, как следует!

- Никто не смеет обвинять нас в бегстве!

- Супротив узбада…?!

- Мы шли за королем Трором!

- А наследничек, небось, и рад, что деду голову сняли – решил, минуя отца, корону примерить…

Развернувшись, Двалин от души заезжает ублюдку в челюсть, сбивая его с ног, и пропускает брошенную Торвалом совсем уже возмутительную дерзость, после которой Торин, взревев, выхватывает меч. Глоин и еще двое гномов буквально повисают на его руках, пытаясь оттащить подальше. Опомнившись, Широкозад тоже тянется к закрепленной на поясе секире, и Двалин, прыгнув вперед, обхватывает его поперек туловища, прижимая руки к телу. Даже втроем удержать разъяренного Торина практически невозможно. Он стряхивает могучих гномов, как котят и, бешено скалясь, заносит меч для удара. Двалину приходится прикладывать все силы, чтобы справиться с рвущимся в бой Торвалом. Вот уж, правда, «широкозад» - выше его самого, и раза в два толще. В Торина вцепляются уже четверо, одному, неосмотрительно зашедшему сзади, он моментально разбивает нос, приложив затылком, второго пинает в колено, а избавиться от оставшихся двоих и вовсе не вопрос. Освободившись, он выпрямляется, находя глазами будущую жертву, и издает торжествующий рык. Двалин, взглянув в его лицо, еще успевает подумать, что Торин и на гнома-то сейчас не похож – на раненого варга. Проведя подсечку, он пытается повалить Торвала на землю, уводя из-под удара, но, кажется, легче сдвинуть с места один из морийских пиков. Двалин понимает, что ничего уже не сможет сделать, остается только смотреть, как Торин расправляет плечи, как отводит локоть, а потом, замерев на мгновение, оседает на руки едва успевающим его подхватить гномам.

Стоящий позади Балин медленно опускает зажатый в руке клинок, рукоятью которого ему только что пришлось воспользоваться, и, встретившись глазами с братом, отводит взгляд. Двое гномов уволакивают узбада к палаткам, закинув его руки себе на плечи. Собравшаяся толпа постепенно расходится. Отпихнув притихшего Широкозада, Двалин направляется в сторону лагеря. Поравнявшись с братом, он хлопает его по спине, и Балин, вздохнув, следует за ним.

- Жаль, что так вышло, - невысокий гном сокрушенно качает головой.

- Могло быть и хуже, - фыркает Двалин.

- Ему и так сегодня досталось…

- Не бери в голову: башка у Торина всегда была чугунной, не расколется. Очнется и думать забудет. Так и лекарям проще осмотреть.

- Тоже верно, - невесело хмыкает Балин, вспоминая, куда посылал молодой узбад врачевателей на все предложения обработать полученные ранения. - Да и тебе не мешало бы лекарям показаться, - добавляет он, взглянув на покрытое запекшейся коркой лицо брата, на сочащуюся кровью рассеченную бровь, на порез, тянущийся через выбритый лоб аж до переносицы. Чудом глаза не лишился…

- С этой херней? – пожимает плечами Двалин, и Балин понимает, что его не переубедишь.

- Ладно, сам посмотрю.

Ухватив брата под локоть, он отводит его к высокому дубу возле костра, под которым оставил вещи, и заставляет сесть на свернутую шкуру. Намочив водой чистую тряпицу, Балин тщательно промывает порез, стирая подсохшую кровь. Двалин смирно сидит, уставившись в огонь, подчиняясь его мягким, уверенным рукам. Как в детстве, когда он прибегал домой с разбитыми коленками или сбитыми в драке костяшками, и старший брат, ласково ворча, промывал ему ссадины и прикладывал примочки к особо заметным синякам. Он-то вообще бы не стал возиться из-за такой ерунды, но сейчас Балину это, кажется, нужнее, чем ему самому.

- Швы надо наложить, а то шрам останется, - замечает Балин.

- Одни больше, одним меньше, - Двалин притрагивается к лицу пальцами, пытаясь нащупать порез, и брат ловит его за руку.

- А это еще что?

- М-мм? – Двалин скашивает глаза на россыпь багровых проколов на запястье, уходящих под наруч. – Ну, задело где-то палицей. Вскользь. Синяки еще посчитай.

Не говоря ни слова, Балин расстегивает ремешки и, отвинтив флягу, принимается обрабатывать его руку. Фыркнув, Двалин откидывается на ствол дуба и прикрывает глаза. Кажется, он так и засыпает под стук топоров, хриплые голоса перекликающихся гномов, треск поленьев в небольшом костерке и осторожные прикосновения пальцев старшего брата.

[Moon Feather]

изумительное продолжение

[Чашка чаю]

Очень понравилось!

[Jella Montel]

Ооооо, продолжение!

[кхузд с Горы]

Прошу прощения за маленькие кусочки и за долгую прелюдию

Исполнение №1, часть 3/?, 1339 слов

Проснувшись от липкого прикосновения холодного влажного воздуха, Двалин обнаруживает, что чьи-то заботливые руки набросили на него теплый плащ. Шерстяная ткань успела за ночь изрядно отсыреть, а богатая лисья опушка слиплась, и теперь торчит жалкими клочками. Над землей висит густое белое марево, и молодой гном не сразу понимает, то ли это туман, поднявшийся над ручьями, то ли дым от костров.

Оглядевшись, Двалин замечает, что лагерь практически пуст, только ближе к палаткам булькает на огне большой котел, и кашевар разливает похлебку. Голодный желудок напоминает о себе возмущенным урчанием, и гном мысленно с ним соглашается. Заняв очередь, он перебрасывается парой слов со знакомым эреборцем и, получив свою порцию, усаживается на ближайший камень. Как выясняется, большая часть гномов вернулась в долину: переносить тела убитых к скалам, где складывают костры, остальные отправились рубить лес. Опустошив свою миску, Двалин направляется к полю, где, кажется, ничего не изменилось со вчерашнего дня: взрыхленная сотнями ног и залитая кровью промерзлая земля, на которой лежит вповалку множество тел. Орков, конечно, больше, но и гномов – тысячи. Кто-то из воинов выносит погибших на сооруженных наспех носилках, кто-то подбирает валяющееся оружие, другие оттаскивают в сторону трупы орков, чтобы не мешались.

Рядом, ближе к южному отрогу, Двалин замечает взлохмаченную гриву Глойна: вместе с таким же рыжим мечником из их отряда он деловито расчищает проход к ручью. Пройдя чуть дальше, Фундинул оглядывается и, вздохнув, принимается за дело. Первым ему попадается гном из Железных Холмов в полном облачении, включая массивную кирасу, поножи и длинную, до колен, кольчужную рубаху. Двалин прикидывает общий вес и задумывается, стоит ли снять с него доспехи и вернуться за ними позже, или попробовать дотащить так. Присев рядом с мертвым гномом, он уже собирается вскинуть его на плечо, как вдруг слева из-под груды тел раздается еле слышный стон. Под двумя окоченевшими трупами орков обнаруживается еще один железногорец. На нагруднике красуется большая вмятина, а кольчуга в двух местах пробита и в прорехах виднеется окровавленный подлатник. Гном не подает признаков жизни, но когда Двалин стаскивает с него шлем и проверяет пульс, то ощущает под пальцами слабое биение.

- Держись, давай, - бормочет он, с натугой поднимая крепко сбитого чернобородого воина.

На окраине лагеря ему встречаются двое поднимающиеся от ручья гномов, увешанных бурдюками с водой.

- Лекари где?

Пройдя еще полсотни шагов в указанном направлении, Двалин оказывается перед длинным шатром. Выходящий низкорослый гном с хитро заплетенной бородой придерживает ему полог. Внутри на шкурах, кинутых поверх лапника, лежит два десятка раненых. Незнакомый ему врачеватель перевязывает одному из них ногу, а Оин возле самого входа накладывает другому швы.

- Я кому говорил лежать и не дергаться, - раздраженно бормочет он, отрезая концы нити, - третий раз зашивать не буду.

Подняв голову, он кивает Двалину на расстеленный рядом плащ и, подхватив кожаный футляр с инструментами, опускается на колени возле неподвижного железногорца. Общими усилиями им с Двалином удается быстро избавить бессознательного гнома от доспехов, и Оин, вспоров ножом плотную рубаху, принимается колдовать над ранами.

- Хашур, помоги-ка! Подержи, - передав подошедшему лекарю зажим, он несколькими быстрыми движениями промакивает заполняющую глубокий порез кровь. – Да ровнее, не вижу же ничего… Вот так.

Двалин уже собирается уходить, но вспоминает, что собирался спросить Оина еще перед завтраком:

- А как Торин?

- Какой еще То… Ах, Торин, - кудрявый гном придирчиво изучает фиолетовый кровоподтек почти во всю грудь на теле железногорца. – Да что ему будет? Раны поверхностные, царапины. В рубашке родился… Нитку вдел? Давай, и спроси у Шеркхала еще кроветворника… Ты иди, иди, не мешайся, - поворачивается он к Двалину.

Хмыкнув, воин выходит из лекарской палатки. Туман уже должен был рассеяться, значит все-таки дым. Вернувшись на поле, он находит тело того самого гнома в доспехах и, вскинув его на плечо, направляется к скалам. Там у южного отрога группа гномов снимает с погибших кольчуги и латы, ищет личные вещи, позволяющие установить если не имя, то хотя бы принадлежность к тому или иному роду. Молодой воин из Железных Холмов, делает пометки на листе пергамента.

- Из ваших вроде, - кивает ему Двалин.

- Из наших, из наших. Сюда давай, - писец машет рукой в сторону большого валуна.

Укладывая погибшего на землю, Двалин краем уха слышит, как рядом невысокий пузатый гном набрасывается на смущенного Огнеборода.

- Ты что приволок?! Ты нахуя орка приволок? – носатый коротышка раздраженно пинает ногой лежащее тело. – Ты головой вообще соображаешь иногда?

- Так у Камненогов доспехи почти такие же, - нерешительно возражает рыжебородый.

Подойдя ближе, Двалин замечает, что у трупа нет головы.

- А лапы у Камненогов тоже такие? – саркастически спрашивает длинноносый, поддевая сапогом когтистую кисть.

- И что с ним делать теперь? – Огнебород озадаченно чешет в затылке.

- А я ебу? Где взял эту падаль, туда и неси…

Обойдя спорящих гномов, Двалин направляется обратно в долину. Он переносит тела к скалам, иногда прихватывая лежащее рядом оружие. Высокие и низкорослые, плотные, широкоплечие. Зрелые, опытные воины и совсем еще юные мальчишки. Черновласы, Огнебороды, Железноруки… Больше всего гномов из Железных Холмов и эреборцев. Бывших эреборцев. Нескольких он смутно помнит в лицо. Никого по именам.

Подходя в очередной раз к скалам, он замечает издалека фигуру брата, который что-то спрашивает у летописца. Тот качает головой, и Балин устало кивает, потирая глаза.

Бросив свою ношу в общую кучу, Двалин дожидается, пока брат подойдет ближе. У Балина тусклые растрепанные волосы и воспаленные глаза. Это все дым. Конечно, дым. Они отходят на берег стремительного ручья, бегущего к Келед-Зарам, и присаживаются на камни. Двалин с жадностью выпивает несколько пригоршней студеной воды, от которой сводит зубы и пронизывает ледяными иглами руки, и наполняет флягу, пока Балин набивает трубку и не торопясь закуривает.

- Трайна так и не нашли, - помолчав, произносит Балин.

Двалин вспоминает, в каком состоянии были тела некоторых гномов: без рук, с изуродованным лицом или снесенным наполовину черепом.

- Думаешь, изрубили на куски? – спрашивает он.

- Или захватили в плен, - мрачно отзывается Балин. – Что, в принципе…

Одно и то же.

- Торин знает? – интересуется Двалин. – Ты к нему заходил?

- Только что. Он спит.

Спит? Нахмурившись, Двалин поднимает глаза к низкому свинцово-серому небу. Солнца не видать, но по внутреннему ощущению время давно перевалило за полдень. Впрочем, оно и к лучшему – отдых принцу сейчас только на пользу.

- Ладно, я пойду, - Балин тяжело поднимается. – Столько наших еще не опознано…

- Много? – глядя на брата исподлобья говорит Двалин.

- Проще живых переписать,- качает головой невысокий гном.

Он уходит, а Двалин возвращается к своему занятию. Раненые ему больше не попадаются, вернее, один раз седовласый гном, к которому он подходит, с трудом разлепляет глаза, и воин уже собирается тащить его в лекарский шатер, когда тот открывает рот, пытаясь что-то сказать, и на его губах выступает алая пена. Отведя руку, которую гном крепко прижимает к груди, Двалин видит обломок глубоко засевшей стрелы и понимает, что здесь уже никто не поможет. Он накрывает ладонь умирающего воина своей и сидит с ним те несколько минут, пока тот не испускает последний вздох.

Сумерки сгущаются, и без того неяркое небо кажется вылинявшим серым плащом, опускающимся на грязную, провонявшую дымом и кровью землю. Кто-то из гномов предлагает Двалину факел, на что воин только пожимает плечами: десятки высоких костров разгоняют мрак сильнее, чем дневное светило. Он относит тела погибших к отрогу и возвращается на поле, выискивая новые раз за разом, пока перед глазами не начинают плясать цветные пятна. Сгрузив на землю труп здоровенного Широкозада, он выпрямляется, пошатнувшись, и сам чуть не падает на сложенные рядами трупы.

- Парень, тебе на сегодня хватит, - хлопает его по спине носатый гном.

Двалин упрямо мотает головой и тут же спотыкается, запнувшись о сваленные в кучу топоры.

- Укхгар дело говорит, - скалится черноглазый гном, сортирующий оружие. – Свалишься - тебя все одно к нам притащат.

- Иди вон туда, - Укхгар подталкивает Фундинула в сторону маленького костерка, разведенного за уступом скалы. – Садись, сейчас отвара налью, Тхаркал целый котел приволок.

Двалин опускается на расстеленные возле охапки хвороста спальники и утыкается носом в кружку ароматного, исходящего паром травяного отвара, заглушающего повисший над долиной запах горелой плоти. Привалившись к каменной стене и позволив себе на короткое время расслабиться, он ощущает, как гудят ноги и мучительно ноет спина. Ничего, сейчас он допьет и пойдет обратно. Вот только сделает еще пару глотков. Двалин зажмуривается, прихлебывая горячую жидкость. Там еще столько гномов… лежат… он сейчас встанет… сейчас…

[Moon Feather]

спасибо за продолжение, но как же это все грустно а описано так, что аж перед глазами стоит...

[Маграт]

Ох, спасибо, текст ваш так пробирает.

[Jacky C]

ох...

и слов как-то не осталось... сердце рвется из груди.
спасибо! это насколько грустно, настолько и замечательно!

[кхузд с Горы]

Feather in broom, Маграт, Jacky C, большое спасибо

Исполнение №1, часть 4/?, 1013 слов

Открыв глаза, Двалин понимает, что все-таки заснул и проспал часа четыре, а то и все пять. Еще не рассвело, но рассевшиеся у огня хмурые гномы уже стучат ложками. Кто-то пихает ему в руки миску с похлебкой из сушеного мяса и сухарей - единственное блюдо уже третью неделю кряду. Двалин косится на лежащие неподалеку тела погибших, но, похоже, остальных такое соседство не смущает. Он хмыкает и принимается за еду. Припасов осталось немного, но если не жрать хотя бы раз в день, они скоро сами протянут ноги.

Они убирают тела уже третий день, но, кажется, что их не становится меньше. Зато появились птицы. Падальщики. Вчера их почти не было, а сейчас они деловито снуют по полю, привлеченные запахом мертвечины. Нехотя отскакивают в сторону, когда их сгоняют, и практически сразу же возвращаются, видимо, полагая, что этот огромный пиршественный стол был накрыт специально для них. Двалин замахивается подобранным мечом на ворону, нахально усевшуюся на лоб одному из гномов.

- Пшла! Орков иди жри.

Рядом застыл молодой совсем, почти безбородый парнишка из Железных Холмов и внимательно глядит на павшего сородича. Долго глядит.

- Знакомый? – спрашивает Двалин.

Парень какое-то время молчит, словно не слыша, а потом поднимает на него растерянные глаза.

- Брата моего друг. Он к сестре его как раз собирался свататься… - он снова опускает голову, вглядываясь в безнадежно мертвое лицо. Двалин скашивает глаза: молодой, красивый, с залихватски заплетенной бородой. Жаль сестру.

- Брат-то живой?

- Да, - встрепенувшись, отвечает мальчишка, и голос его теплеет. – В руку только ранен. Несильно.

- И то добро, - кивает Двалин. – Справишься или помочь?

- Я сам.

Присев, парнишка нашаривает медальон на шее у погибшего и бережно расстегивает цепочку.

- Сестре отдам. Пусть хоть какая-то память…

Двалин вспоминает, как третьего дня вот так же нашел отца. Вернее, сначала Балина заметил, и по его лицу издалека еще понял, что увидит. Он прикрывает глаза, но в памяти отец по-прежнему живой: с улыбкой под пышными усами и лукавым прищуром карих глаз. Сейчас уже с мамой должен был встретиться. Она-то, как всегда – руки в боки, мол, где шляться изволил столько времени, а он улыбается, а сам поглядывает, чтоб у нее ничего тяжелого рядом не оказалось, даром, что боевой молот, как смычок, одной рукой раскрутить мог. Ну, так на жену-то кто руку поднимет? Только если на плечо взвалить, да в опочивальню… Какие в тех Залах опочивальни, о чем он думает?

Резкий северный ветер наотмашь хлещет по щекам и норовит забраться за воротник. День на редкость холодный, но нижняя рубаха давно промокла насквозь и при каждом движении противно липнет к спине. Расчищая берег ручья, он впервые находит знакомого. Нали – эреборец, который был в отряде, оборонявшем Главные Ворота от Смауга. Их тогда с десяток всего выжило. А тут вот не повезло. Двалин набирает пригоршню ледяной воды и стирает с лица пот и въевшийся в кожу едкий запах дыма. Он неосторожно задевает только-только начинающий затягиваться порез, и из рассеченной брови снова сочится тоненькая струйка крови.

Пару раз он помогает молодому гному из Железных Холмов дотащить полностью закованные в броню тела, которые невозможно поднять в одиночку. Когда они в очередной раз возвращаются на поле, парня уже ощутимо пошатывает.

- Эй, ты чего? – Двалин придерживает его за плечо.

Мальчишка судорожно вздыхает.

- Не могу больше… запах этот… - он косится на сваленные в кучу трупы орков, по которым, как по праздничному торту, разгуливают вездесущие вороны.

- Да они и при жизни смердят, будь здоров, - отзывается его земляк, перекидывая за спину длинную косу. – Радуйся, что сейчас не лето.

Парень поспешно сглатывает и зажимает ладонью рот. Двалин протягивает ему флягу и осматривается, пока тот с жадностью хлебает воду. Можно подумать, запах от костров намного лучше. А уж всё вместе…

То, что происходит ближе к вечеру, можно назвать чудом. Под окоченевшими телами, они обнаруживают живого гнома. Целого и невредимого, если не считать здоровой шишки под шлемом. Должно быть, после удара он потерял сознание, и пролежал так все это время. Промерз до костей, конечно, но, когда ему помогают сесть, он моргает и жестами просит пить. Ноги еще плохо его слушаются, так, что Двалин предлагает железногорцу поддержать его с одной стороны, а сам, подобрав его молот, подхватывает под руку с другой. Лекарей можно даже не беспокоить: отогреется, попьет горячего, ноги-руки разотрет - будет здоровее прежнего.

Они усаживают гнома возле костра. Тот пытается расстегнуть крепления доспехов негнущимися пальцами, и Двалину приходится ему помочь, пока железногорец отправляется за горячим чаем. За спиной слышатся голоса.

- …к чему тратить время на сортировку оружия и доспехов? Все равно сейчас не разобрать, где чье. Разве что по кланам.

- Думаю, ты прав, - говорит Балин. - Пускай каждый перед уходом просто возьмет столько, сколько сможет унести. Если возникнет нужда, разберемся на месте.

Кивнув, Даин отправляется в сторону расставленных на опушке шатров, и Двалин, поручив раненого заботам вернувшегося железногорца, подходит к брату. При виде его, Балин улыбается, и от этой вымученной улыбки у Двалина щемит сердце.

- Здравствуй братец. Паршиво выглядишь.

- Спасибо, дорогой. Ты тоже.

- Мне положено, – усмехается Двалин. - Что-то еще стряслось? - уже серьезно спрашивает он. Балин пожимает плечами.

- Лесорубы не уверены, что деревьев хватит. Придется либо отправлять группу на поиски, либо пересматривать способ захоронения.

- Но это еще не наверняка?

Балин качает головой.

- К утру станет ясно.

- Ну, так до утра и оставь. Все равно надо будет с Гроином посоветоваться и с Торином.

Балин отводит глаза.

- Что?..

- Торин… - нехотя произносит Балин. – Он не в себе.

- То есть? – хмурится Двалин.

- Никого не слышит, не говорит ничего. Будто во сне.

- Давно?

- Да как очнулся вчера.

- Идем.

Двалин решительно направляется в сторону стоящей в отдалении королевской палатки, но не успевают они сделать и десятка шагов, как их нагоняет Глоин.

- Балин, - запыхавшись, зовет он, - брат узнать просил…

- Не жди, я сейчас, - кивает Балин, и Двалин, поймав его взгляд, идет один. Пригнувшись, он заходит внутрь, едва не столкнувшись с поваром.

- Я для раненых разогревал, так Оин сказал отнести, - гном машет рукой в сторону стоящей на чурбаке миски с похлебкой. – Только он же, все одно, есть не станет, как и вчера… - бормочет он себе под нос и выходит, оставляя Двалина с новоявленным узбадом.

[кхузд с Горы]

Исполнение №1, часть 5/?, 1129 слов

Здесь почти так же холодно, как снаружи, только что ветра нет. Хотя так оно везде за исключением разве что лекарского шатра, где стоит большая жаровня. А вот Торина, сидящего на расстеленной на земле шкуре, холод, похоже, не беспокоит. И вообще ничего не беспокоит: он чуть покачивается взад-вперед, и пальцы его левой руки поглаживают лежащий рядом кусок дерева, а замерший взгляд устремлен на невидимую точку в темном углу.

И выглядит он сейчас еще хуже, чем тогда, после боя. Нет, кровь-то с морды отерли и раны перевязали. Но глаза в полумраке похожи на черные провалы, а скулы еще больше заострились. Словно не гном из плоти и крови, а призрак, по какому-то недоразумению задержавшийся среди живых. Двалин встряхивает головой, отгоняя наваждение, и опускается рядом на шкуры.

- Торин.

Никакой реакции.

- Слышишь меня? Какого хера...

Он ухватывает Торина за плечо и встряхивает так, что у того клацают зубы. Но взгляд все такой же – пустой, безучастный. Мертвый. И руки лежат неподвижно, хотя обычно давно бы уже отпихнул Двалина в ответ и послал ко всем барлогам.

- Торин!

Он бьет без замаха, открытой ладонью, и Торин – Торин! – не перехватывает его руку. И тут же по другой щеке, так, что хлещут по лицу слипшиеся от крови волосы. Торин покачнувшись, выпрямляется, облизывая сухие губы. На щеке медленно тает красное пятно.

- Ебись оно всё паровым молотом…

Возле самой палатки раздаются шаги, и Двалин поднимает голову, глядя, как брат, озабоченно сдвинув брови, воюет с парусящим пологом.

- Ну что там? – мрачно интересуется Двалин. Балин пожимает плечами.

- Оину нужны еще помощники. Говорит, не справляются. Торин... - запахнув, наконец, ткань, он переводит взгляд на неподвижную фигуру и замолкает.

- Все так же. Что хоть лекари говорят?

- Что душевные болезни лечить не обучены. Во всяком случае, в полевых условиях.

- А Оин?

- У Оина полсотни раненых на руках, больше половины тяжелые, - сердито отвечает Балин. Вздохнув, он присаживается рядом. – Говорит, надо вернуться в Дунланд, там будет видно. Травы, настойки – может, что поможет, если до того сам не очнется.

То есть, ни хрена они толком не знают.

Балин поворачивается к Торину.

- Торин, прошу тебя! Ты нам нужен. Нам нужен предводитель...

Все равно, что с деревяшкой этой дубовой разговаривать. Двалин сам не замечает, как пальцы сжимаются в кулаки, впиваясь неровно обрезанными ногтями в ладони. Его захлестывает злость – на Трора, который завел их сюда, на сгинувшего Трайна, на самого Торина…

- Торин! – нахмурившись, Балин сжимает руку у того на плече.

- Не стоит, я уже пробовал.

И не надо на меня так смотреть, братец.

Помедлив, Балин кивает.

- Ладно. Может, завтра… - взгляд его останавливается на нетронутой миске. – Он так и не ест?

- Как видишь.

Возле самой руки Торина лежит его походная фляжка. Двалин встряхивает ее. Тяжелая. Полная. Запавшие глаза. Ввалившиеся щеки. Потрескавшиеся губы.

Ну, ты еще сдохни, давай. Двалин вдруг понимает, что его трясет. Это не злость, это бешенство. Балин берет фляжку и отвинчивает крышку.

- Торин, ну нельзя же так, ты на себя уже не похож, - он протягивает Торину флягу и останавливается на полпути, при виде плотно стиснутых челюстей. – Да что с тобой, в самом деле?!

- Зря стараешься. Он тебя не слышит.

- Можешь предложить что-то другое? – в глазах Балина мелькает усталая обреченность.

Двалин молча пересаживается за спину Торину и обхватывает его поперек туловища, прижимая коленями локти. Забирает у брата флягу и, запрокинув Торину голову, зажимает ладонью нос. Тот дергается раз, другой, но сейчас он не сильнее ребенка, а Двалин вне себя от ярости… И когда Торин открывает рот, он дает ему полсекунды на судорожный вдох, а потом впихивает между зубов горлышко фляги, поднимая ее вверх дном. И держит, прижимая его голову к своему плечу, пока тот не выпивает почти все, отпуская, только когда Торин захлебывается кашлем…

На фляжке выгравирован узор из обережных рун, но разобрать из каких именно никак не получается - узкая кайма прыгает перед глазами туда-сюда, и ломаные линии сливаются в непонятную мешанину.

- Ну что ж, - Балин со вздохом поднимается. – Вижу, ты сам справишься.

Полог с тихим шелестом опускается на место, отсекая очередной порыв ледяного ветра. Шаги затихают вдали, и Двалин еще какое-то время сидит, царапая ногтем холодный металл. Справится… Конечно, справится. Знать бы еще, с чем ему, блять, справляться. Взболтав фляжку, он допивает последний глоток. Воды надо набрать, тем более что его собственная тоже пустая.

Снаружи в ноздри лезет привычный уже смрад, пропитавший одежду и намертво въевшийся в волосы. Даже если он проживет еще триста лет, никогда не сможет его забыть.

В низине у ручья воздух не намного чище, зато мороз продирает до костей. Двалин завинчивает вторую флягу, когда со стороны леса к воде спускаются двое. Одного из них, Лони, он помнит еще по Дунланду. Тот подвизался на постоялом дворе и пару раз сводил Двалина с людскими купцами, нуждавшимися в сопровождении.

- Эй! Здорово! – Лони, прихрамывая, подходит ближе, и лицо его расплывается в улыбке.

- Здоровее видали, - хмыкает Двалин.

- Как брат-то?

- Цел.

- Рад, рад… Про батю твоего слыхал.

- Угу.

Спохватившись, Лони оборачивается к спутнику, наполняющему водой бурдюки.

- Вот, набери еще, - он кидает фляжку. – Бруни просил принести.

- Принести ему… - бурчит тот. – А табаку хоббичьего ему не принести? Или бабу эльфийскую…

Двалин ухмыляется. В памяти всплывает недавний разговор с Балином.

- Слушай, правду говорят, что леса не хватает?

- А я почем знаю? – вскидывается Лони. – Ты как этот хрен железногорский… Приебался сегодня: «Хватит, не хватит?» Больше половины уже вырубили, если еще столько же надо - ясен пень, не хватит.

Двалин прикрывает глаза, вспоминая сегодняшний день в долине.

- Меньше. Где-то треть.

- Тогда хватает.

- Если будет, кому рубить, - хмуро добавляет второй лесоруб, вскидывая на плечо поклажу.

- Разве некому?

- Да сначала много народу было, - говорит Лони. – А теперь... Из нашей артели за сегодня только двое выбыло. У одного раны открылись. А Фрара лекари позвали: младший его совсем плох, говорят, до ночи не дотянет.

Что ж, Торин в сиделке не нуждается, а таскать трупы или валить лес - разница небольшая.

- Инструмент найдется?

- Сыщем!

Замах. Удар. Мелкая щепа брызжет на выстланную перепревшими листьями землю. Замах. Удар. Дерево с протяжным треском ухает вниз, спружинив о рыхлую почву. Они рубят лес до заката и еще какое-то время после, изредка сменяя тех, кто оттаскивает бревна к скалам, и прекращают работу, только когда в сгустившейся темноте уже невозможно различить очертания стволов.

До палатки Двалин добирается с единственной мыслью: упасть и вырубиться. Но при виде застывшего каменным изваянием Торина, что-то царапает изнутри. Может, ему все равно, может, он действительно спит вот так с открытыми глазами, но мысль, что он просидит так всю ночь – еще одну ночь – не дает покоя. А уложить его не так-то просто – мышцы, и правда, будто каменные, и, в конце концов, Двалин просто опрокидывает его набок, прижимая за плечи к полу.

- Спать, дружище. Давай спать… - он натягивает на них сверху одну из шкур и проваливается в сон.

[Moon Feather]

автор, миленький, вы вернулись!

ох, и хочется хороших слов про проду наговорить и вот как про такую ситуацию хорошо отозваться? Одно могу сказать - очень живо все написано, стоит перед глазами в полный рост трагедии целого народа(

[vilranen]

Автор, Вы вернулись! Теперь чувствую ждать будет еще сложнее, так все грустно. Прямо вижу все(( трагедия, по другому не скажешь...

[кхузд с Горы]

Feather in broom, vilranen, блудный автор торжественно обещает, что допишет до конца. Там три или четыре части осталось. Просто автор жуткий тормоз и просит за это прощения ((

[Guy_from_Brooklyn]

автор, вы талант, меня прет!!!