- Я должен быть с ними, - упрямо твердит Торин, без слов.
Но Двалину не нужно слышать слова, он читает Торина по дрожи пальцев, по оскалу измученного рта, по новой седой пряди надо лбом.
Двалин отбирает у Оина миску с водой и кусками льда. Спина Оина красноречива. Но он слишком стар, слишком умен, чтобы возразить Двалину сейчас.
Влажное полотно обнимает лицо Торина, будто маска, будто вторая кожа - да и не отличить, он сам бледнее полотна сейчас. Ручейки воды стекают по шее в ямку между ключиц, Двалин подбирает розоватые потеки большим пальцем, пробует на вкус. Все еще соленая. Дети Махала - соль земли и гор - давно льют лишь кровь, пот и слезы во славу своего отца.
Пять размеренных веских ударов сердца - Двалин считает - и ткань уже суха. Опустить в ледяную воду, обтереть лицо и грудь, подержать влажную повязку у раскаленного лба - снова и снова.
Лихорадка лижет тело Торина, будто пламя, лепит из него что-то свое, болезненно-прекрасное. Двалин смотрит, как дрожат выпуклые мышцы, как выгибается могучая спина, как руки в синей вязи татуировок сжимаются в кулаки. С сухих губ слетает протяжный стон. Двалин дергается, будто под хлыстом: слишком несвоевременную и постыдную реакцию вызывает стон Торина. Затоптать, скомкать свои желания - казалось бы, что может быть проще, когда верный воин склоняется у постели своего умирающего короля, но это невыносимо, неподъёмно трудно. Слишком знаком изгиб спины, слишком сладок стон (если закрыть глаза и забыть - ор-визг из черных глоток, взмах-свист железа, корчащиеся отрубленные конечности мерзких чудовищ, чиркающие кожу стрелы, черная кровь месивом под сапогами, мертвые эльфы, гномы, орки, гоблины кругом - водоворотом. Паника и боль. Король, где мой король? Темноволосый лучник и золотоволосый мечник, падающие в грязь... - если забыть обо всем, то можно обмануться самой сладкой и порченой ложью, которая горчит и мякнет на губах, будто темное яблоко в струпьях гнили.
И вот уже стон - не боли, а страсти, а знакомые до самого мелкого шрама руки дрожат от желания, не от лихорадки, жар, пульсирующий в сильном теле вот-вот выплеснется, и азарт захлестнет, и Торин - веселый, горячий - откроет синие глаза, увлечет за собой на ложе). Уж ладонь сама тянется - на привычное место - лечь на грудь, почувствовать ток и ритм неутомимого сердца.
"Знай свое место сейчас", - Двалин давит в себе эту жалкую слабость, отдергивая руку и впиваясь зубами в костяшки пальцев. Он гора, он вековой утес, корнями уходящий в землю, он выдержит и удержит, не даст духу воина ускользнуть туманом в ущелья. Двалин зацепит, обнимет, вберет в себя, вцепится всеми зубами и когтями. Не отдаст.
- Не смей, - в складке бледного рта.
Двалин снова и снова обтирает отварами трав разжаренную, медную, пахнущую горьким от болезни потом грудь.
Нет.
- Пошел прочь! - в обнаженных острых зубах, закусивших губы до крови.
Нет.
Двалин накрывает дрожащее тело волчьими шкурами.
- Отпусти, - в сдвинутых бровях, в морщинах, проступивших сетью мифриловых жил.
Нет.
Двалин наваливается сверху, не дает судороге сбросить трясущееся тело с лежанки.
Лишь сердцебиение отсчитывает секунды, минуты, часы. Мрачная тень Оина отсчитывает дни. Двалин - скала, Двалин - верный волк. Шатаясь от усталости и собственных едва залеченных ран, он покидает шатер короля лишь по нужде. Он выпивает воды, окатывает себя из ведра, мутно глядя на суету лагеря. Все они - тени, маски: они все не имеют значения для него и он не замечает их.
Двалин ныряет в горячечную душную тьму шатра, как в единственную реальность.
- Ты будешь жить, - низко рычит он, отбирая нож у Торина, это совсем не трудно: тот слаб, как котенок.
Когда к Торину возвращается голос, он начинает говорить. Его глаза не видят, руки слепо шарят вокруг (будто нащупывают дорогу), волосы всклокоченной черной гривой ерзают по подушке. Слабый голос заполняет шатер и всего Двалина - до краев. Он плывет, как дурманящий дым трав, которые тлеют на маленькой жаровне Оина, и Двалин плывет вместе с дымом, не в силах противиться власти, которую имеет над ним голос короля.
- Я вижу чертоги Махала, его сводчатые залы, тысячи золотых дверей, и за каждой - по пять сотен могучих воинов в золотых доспехах, я вижу пир - и пенный эль льется рекой, я слышу тысячи голосов, славящих Даринов род, - и своды сотрясаются от их пения, я вижу отца и деда. И Фрерин. Я вижу его. Мой прекрасный брат приветствует меня. И муж моей сестры приветствует меня... Отпусти меня. Только ты и держишь.
Злость и ярость, неизбежность и тоска. Двалин цепляет запястье Торина мощными пальцами - железная хватка, не разомкнуть. Как будто надеется, что этим удержит душу.
- А их ты тоже видишь? - шипит он, склоняясь к уху короля.- Они прикрывали твою спину там, где я не смог, и они ушли вперед. Они встречают тебя?
Слезы текут по щекам Торина, он мотает головой, задыхаясь:
- Темнота давит и душит, я не вижу сыновей сестры. Я не вижу пути, я заблудился в тумане... О Махал.
- Они ушли, чтобы ты мог жить и править, Торин, так что даже не думай съебать на тот свет и оставить свой народ! Не смей умирать! - ("Меня, - в мыслях почти детское отчаяние, - не оставляй меня") Двалин трясет Торина, потные засаленные пряди змеями подпрыгивают вокруг безвольной головы короля - ее мотает из стороны в сторону. Двалину кажется, что его брань и крики разносятся под Горой и в Эсгароте, долетают до Железных Гор и до самого царства лесного короля. На самом деле он сипит еле слышно, прижимает раскаленный лоб Торина к своей груди. Торин не шевелится.
Двалину никогда не было так страшно.
- Махал, дай мне знак, - бормочет он. - Дай знак этому упрямому малодушному ублюдку, пока он не испустил дух и не пожаловал к тебе досрочно. Я же знаю - ему еще не пора. Я знаю это, потому что я все еще здесь. Мы придем к тебе вместе, ведь так, так?
Когда две огромные иссиня-черные птицы бесшумно влетают в шатер, не потревожив полог, и садятся у изголовья, ни Торин, ни Двалин не видят их, обессиленные своей борьбой друг с другом. Их руки переплетены, лбы сомкнуты, ресницы закрытых глаз мокры от слез. Птицы переглядываются, и один из воронов переступает когтистыми лапами по изголовью, тянется к Двалину и клюет его в макушку. Двалин вскрикивает, подскакивает от неожиданности и выпускает короля из объятий. Второй ворон спрыгивает на грудь Торина, гладит клювом его по щеке. Торин замирает в благоговении, едва разлепив ресницы.
- Твой путь еще не пррройден, Торрин, сын Трраина, сына Тррорра, - вещает ворон.
- Как и твой, Двалин, сын Фундина, - добавляет второй.
Когда птицы улетают, Двалин спокоен. Двалин - скала. Двалин - утес, вросший корнями в темную глубь земли. Теперь он знает, что удержит драгоценную душу подле себя. Двалин снова обтирает влажной тряпицей лоб впавшего в беспамятство короля.
- Я же говорил, нам еще не пора. Мы еще не заслужили эту честь - пировать в залах Махала, - ворчит Двалин, набрасывая шкуры, подтягивая повыше тканое покрывало и укутывая своего короля. - Эх, упертый же ты дурень, твое величество.
-
-
11.06.2014 в 18:32-
-
11.06.2014 в 20:13довольный как слон заказчик
-
-
11.06.2014 в 20:31-
-
11.06.2014 в 22:24-
-
11.06.2014 в 23:51а
-
-
12.06.2014 в 00:15-
-
12.06.2014 в 01:12а
-
-
13.06.2014 в 18:58Очень сильно и красиво!
спасибо огромное!
-
-
14.06.2014 в 17:53а
-
-
04.08.2015 в 22:45-
-
06.08.2015 в 11:01а.
-
-
06.08.2015 в 11:43-
-
06.08.2015 в 14:01-
-
06.08.2015 в 20:18-
-
06.08.2015 в 22:37