[dworin]

С вами снова анонимный любитель ангста. Зато на этот раз - без эльфов.

Название: Сердце Горы
Жанр: ангст, romance
Пейринг/Персонажи: Двалин/Торин, Даин, Балин
Рейтинг: PG-13
Размер: 2500 слов
Тема: Дом
Предупреждения: пост-БПВ, каноническая смерть племянников, неканонически выживший Торин. Вероятно, неканоническая гномья магия.

Щедро одарил Махал гномов рода Дурина: и силой, и статью, и несгибаемой волей. В одном редком таланте лишь отказал: думать, прежде чем говоришь.

Не со зла Даин сказал, просто выдал, что на ум пришло. Двалин на реакцию никогда не жаловался – вскочил из-за стола вслед за своим королем, не заметив, что снес на пол золоченое блюдо с остатками мяса. Удержать, перехватить занесенную руку… да не Даина – Торина. Потому что вокруг замерли, не донеся до губ кубки с брагой, воины-железногорцы. Хоть и кричали они сегодня до хрипа, потрясая оружием и приветствуя нового Короля-под-Горой, а помнят ведь, за кем сюда пришли, кому присягали. И если Торин при них на своего кузена руку поднимет… а если еще и Двалин железногорского вождя оттолкнет, и пройдет по рядам пирующих клич, что древнее всех корон и королевств – «наших бьют!»… что будет тогда?

Лучше уж он Торина оттащит, от греха подальше. Если придется, после ответит за дерзость. Не впервой, его и в детстве, бывало, запирали дома в наказание за синяки на роже королевского внука, не разбираясь, кто начал первым. Кто ж виноват, что у того характер с возрастом лучше не становится.

А ведь мирно разговор начинался. О детях заговорили, о тех, кто дома остался. Даин про сыновей своих рассказывал, как старшие младшим деревянных мечей понаделали, и носятся они теперь всей оравой по дороге к людским селениям, воображают себя разбойничьим отрядом – хорошо хоть, дорога эта спокойная, нечего опасаться. Торин, слушая его, даже улыбаться начал. И вспомнил в ответ, как Фили с Кили, когда были совсем мальчишками, отправились «охотиться на варгов», вооружившись маминой метелкой и черенком от лопаты. Тут-то Даин и ляпнул, вздохнув:

- Что ж ты их дома-то не оставил, а? Глядишь, и сидели бы с нами однажды, про подвиги свои сами рассказывали…

Едва договорил, а Торин уже рванулся к нему, едва не опрокинув стол. То ли в бороду вцепится, то ли голову снесет – кто его знает. И Двалин рванулся следом, готовый ко всему.

Не пришлось вмешиваться: Даин сам сообразил, что сказал. Бесстрашно шагнул навстречу, взял Торина за плечи, склонил голову в скорбном жесте:

- Прости, родич… Прости, узбад.

И Торин остановился. Молчал, тяжело дыша, но Даина не оттолкнул.

- Я ведь знаю, славные они воины были, хоть и юные, - поспешно продолжил тот. – Их же с детства лучшие учили… верно, Двалин?

Он отступил на шаг и обернулся к Двалину, будто ища поддержки. Говорят, он дикого вепря мог на скаку остановить, этот твердолобый железногорец, но вот белые от ярости глаза короля его явно испугали.

- Так и есть, - кивнул Двалин. – Это ж сызмальства видно, кому воином быть, кому торговцем, а кому - мастером. Парни будто с мечом в руках родились.

И Торин, словно отмерев при звуках его голоса, склонил голову.

- Они же с детства на этих сказках росли, - глухо проговорил он. – Все мечтали о походах и сражениях… Не мог я их не взять. Они бы мне не простили.

- Так за них поднимем кубки! – Даин схватил со стола огромную чарку и, не глядя, плеснул в нее из кувшина. – За воинов, за достойных воинов рода Дурина! За Фили и Кили!

Стены зала сотряс громовой хор сотен глоток, подхвативших клич. Двалин впихнул в руки короля его кубок, на мгновение накрыл его пальцы своими и крепко сжал. Торин не глядел на него. Залпом осушил кубок и, бросив его на стол, вышел из пиршественного зала.

Двалин посмотрел на брата, сидевшего рядом. Балин молча покачал головой и едва заметно, одними губами сказал:

- Оставь его.

Двалин несколько мгновений раздумывал. И дураку понятно: королю нужно побыть в одиночестве. Вот только…

- Нет.


Рано они затеяли эту коронацию, думал Двалин, топая по коридорам верхнего яруса в поисках Торина. Может, следовало подождать весны, когда придут караваны из Синих Гор. Уж точно надо было подождать, пока Торин окончательно оправится от ран – телесных и тех, что в сердце. Безо всяких церемоний каждый гном в Горе знал, кто здесь король… так ведь?

Балин считал, что не все так просто. Опасался слухов, опасался, что пойдут разговоры о драконьей болезни. Возвращения самой болезни боялся еще сильнее, кстати. Хорошо хоть, в этом он ошибся. Торин больше не говорил о золоте, равнодушно смотрел на постоянно пополняемый перечень сокровищ, что составляли гномы под предводительством Глоина, перебирая рассыпанное Смаугом золото. И об Аркенстоне больше не вспоминал, с тех самых пор, как вложил его в холодные руки старшего наследника там, в Глубоких Гробницах. «Сердце Горы» теперь лежало действительно в самом ее сердце. Где было с тех пор сердце Торина, не знал даже Двалин.

Поначалу, узнав о гибели племянников, Торин надолго замолчал. Не произносил ни слова, не отвечал ни лекарям, ни навещавшим его товарищам.

«Как бы нам не пришлось иметь дело с безумием иного рода», сказал тогда Балин брату. «Скорбь может сжечь его сердце быстрее, чем любая жажда золота».

Всем им доводилось терять близких, но ни одна потеря не резала так остро, по-живому. Не дело это – старшим в роду хоронить младших. Тех, кого носил на руках, кого учил всему, от заплетания кос до отрубания вражеских голов. Наследников.

Двалин не знал, как лечить такую боль. Но приходил каждый день, заставлял Торина подниматься с постели, едва лекари разрешили. Водил его по коридорам, придерживая за плечи, говорил, прикладывая его ладонь к стенам: «Смотри. Эребор. Дом…» Накрывал ладонь своей и чувствовал, надеясь, что и Торин вслед за ним ощутит то же самое - как золотые прожилки в зеленом мраморе едва заметно пульсируют, бьются, точно жилка на шее, точно сосуды, по которым мчится горячая кровь.

Не просто камень, не просто гора. Дом.

Другие народы считали это сказками, если и слышали невзначай обрывки историй. Только гномы и знали, что горы – живые, что у них есть дыхание и пульс, есть свой характер и нрав, временами весьма крутой. Что горы по праву считают гномов своими детьми. Что, теряя своих детей, от горя они впадают в тяжкое оцепенение, похожее на сон и на смерть.

А сейчас Эребор просыпался. Словно гном или человек после долгой болезни - заново учился дышать, разминал затекшие мышцы, пробуя их силу.

Вместе с ним и король постепенно очнулся. Снова зазвучал его властный голос в кузницах, что работали в четыре смены, в залах, где восстанавливали лестницы и переходы. На совете, где решалось, что делать с настырным эльфом, все требующим свое ожерелье или что там ему Трор обещал.

Павших погребли с почестями, выжившим удалось наладить мир и с людьми, и с эльфами, и тогда заговорили о коронации. Торин на виду держался твердо, хоть и отстраненно. Только Двалин знал, каким он приходит в свои покои. Как падает на постель, не раздеваясь, и долго смотрит в стену невидящим взглядом. Будто одна из самодвижущихся игрушек, что когда-то продавали в Дейле: развернулась до конца пружинка, и пляшущая фигурка падает.

Первое время Двалин спал в смежной комнате. Хотел поселиться дальше, чтоб не вызывать пересудов, но не вышло. Оказалось, не мог он спокойно спать, не зная, где Торин и что с ним. Слышать его дыхание через приоткрытую дверь – еще куда ни шло. Да, и на нем оставила эта битва невидимые шрамы. Даже не битва – долгие часы ожидания после, когда не знали, очнется ли Торин, не уйдет ли в чертоги Махала от полученной страшной раны.

В один из вечеров он решился: зашел и присел рядом на постель.

- Позволишь остаться?

- С каких это пор тебе нужно мое позволение? – проворчал Торин, не поворачиваясь, впрочем, к нему.

Только во сне и повернулся наконец, прижался в забытье, как раньше, как когда-то, еще до этого треклятого похода. С тех пор, как они вышли из дома хоббита, не был у них возможности побыть вдвоем. В походе не до того, слишком много глаз вокруг; перед битвой – Торин был не в себе, после – тем более… А теперь Двалин уже и не знал, не сделает ли хуже, если полезет к нему с неуместными ласками… и не оттолкнут ли его. Захочет Торин – сам предложит. Нет – значит, не время сейчас для любви. Он в любом случае будет рядом.

Так и оставался – рядом, на полшага позади. Глаз не спускал, но и не навязывался. Гладил его волосы во сне, расчесывал их поутру, уже не спрашивая разрешения. Торин все чаще отказывался плести косы, говорил, что ему по-походному привычнее, начинал спорить, но не всерьез, полушутливо, и Двалину казалось – все по-прежнему. Даже сегодня, перед коронацией, и то едва согласился вплести лишние бусины.

Все шло прекрасно, и вот на пиру Даин… чтоб ему пусто было.



Он опасался, что Торина придется искать в гробницах – куда еще ему пойти в таком настроении? Однако нашел его на одной из верхних галерей, едва разглядев в полумраке темную фигуру.

Едва заслышав шаги, Торин яростно бросил:

- Прочь!

Любой другой гном в Горе сейчас поспешил бы уйти. Двалин вздохнул и подошел ближе. Торин кинул на него быстрый взгляд и тут же опустил голову. Завесь спутанных волос - уже ведь расплел косы, несносный упрямец – прикрыла лицо, но Двалин мягко отвел их в сторону и, не веря своим глазам, коснулся пальцами влажной дорожки на щеке короля.

Даже на похоронах наследников никто не видел его слез. Хотя никто и не осудил бы его за проявление чувств. Однако ни тогда, ни до, ни после он не плакал.

Последний раз, когда Двалин видел слезы в его глазах, был в тронном зале, перед битвой. И как же хотелось ему тогда шагнуть навстречу, обнять, утешить… Но за спиной короля металась крылатая тень, шипела с его уст драконьим языком, и Двалин ушел, отступился.

Ладно, но сейчас-то можно?

Обхватил его плечи, прижал к себе упрямую башку, силой притиснув к своему плечу. И почувствовал, пусть и не сразу, как расслабляются каменные мышцы под его рукой, как сдерживаемые рыдания наконец прорываются на волю.

Он и хотел бы сказать что-то, да не представлял, что. Только и мог, что оглаживать спину и плечи, покрепче прижимая к себе. И растрепанную гриву волос пригладил, благо, корона не мешала – валялась на каменном сиденье поблизости, вместе с сорванными в ярости узорными зажимами для кос.

- Если б я мог… если б я мог все вернуть, неужели б я не оставил их дома? Заставил бы… - срывающимся голосом сказал Торин, цепляясь за его плечи.

- Мальчишки, - вздохнул Двалин. – Разве их удержишь? Ты же знаешь, какие они… были.

- Я сказал им тогда… сказал Фили, что золото стоит любых жертв… жизней… их жизней! Если бы не моя… жадность, мое безумие…

Он отстранился, почти оттолкнув Двалина, резким движением вытер лицо, отвернулся, явно запоздало стесняясь своей минутной слабости.

- Даже если бы ты отдал сокровищницу Эребора на растерзанием людям и эльфам, - жестко сказал Двалин, - орки все равно пришли бы.

Торин замер, ощутимо вздрогнув.

- Оркам не нужно было наше золото. Они хотели занять наш дом, - Двалин снова подошел ближе, положил руку на плечо короля и развернул его лицом к перилам галереи.

- Наш дом. Вот это. Видишь?

С верхних ярусов открывался прекрасный обзор на хитросплетение переходов и лестниц, соединяющих жилые кварталы. Ко дню коронации наконец-то восстановили освещение в большей части из них, и теперь Эребор сиял множеством огней – золотых и цветных, словно гроздья самоцветов.

- Ты вернул нам дом. Ты не дал захватить его вновь. Наш народ больше никогда не будет бродяжничать и работать за гроши в людских селениях. Мальчишки знали, за что сражались и умерли. Золото не стоит отданных жизней. А что насчет дома? Эребор стоит уплаченной за него цены?

Торин молчал, обводя взглядом россыпь огней перед ним.

- И они бы первыми сказали тебе, что нужно жить дальше. Ради тех, кто еще жив. И поэтому…

Двалин поднял с пола брошенную корону и хотел торжественно вернуть ее на голову владельцу, но в последний миг устыдился своей внезапной церемонности. Потом разозлился, и в итоге с силой нацепил ее на короля, натянув, точно шапку неразумному гноменку, не желающему потеплее одеваться в мороз, и сердито сказал:

- Вот!

Торин поднял руки, поправляя тяжелый дедов венец, и вдруг улыбнулся – так светло, как давным-давно не улыбался.

- Ты прав.

- Еще бы, - буркнул Двалин, чувствуя, как от этой улыбки по сердцу разливается давно забытое тепло.

- Но я никогда не забуду, - почти прошептал Торин, снова поворачиваясь к перилам. Огни поселения словно магнитом притягивали его взгляд снова и снова. Будто впервые увидел. Или и правда не видел до сих пор – слишком занят был своей скорбью?

- Не забуду цену, что мы заплатили. И если Даин думает, что я…

- Даин ничего не думает. Он вообще редко думает. Иди, выпей с ним по-братски из одного кубка, и помиритесь. А хочет – пусть извиняется. Пускай его железные лбы видят, кто здесь единственный король.

- Что ж, он имел право…

- Да прекрати ты, наконец! – заорал Двалин. Бессильная злость накрыла его с головой, едва в голосе короля снова мелькнула затаенная печаль. Горечь, что преследовала его – их обоих - все эти долгие месяцы.

- Никому не поможет, если ты будешь травить себя чувством вины! Ты не видишь, что оно, как яд, разъедает все вокруг? Ты – король, ты и есть истинное сердце Горы. То, что гложет тебя, передается ей… всем нам. Пожалуйста, Торин… живи. Оставь мертвых ждать в чертогах Махала. Ты нужен нам здесь. Что мне сделать, чтобы ты вернулся?

- Двалин… - король шагнул к нему и прижался лбом на мгновение. А потом поцеловал вдруг, как раньше, жарко и смело. Двалин не выдержал, сгреб его в охапку и ответил – так, как уже и не надеялся ответить однажды. Запустил пятерню в его волосы, впился в губы, стирая с них соленый привкус недавних слез, почти рычал от долго сдерживаемых чувств.

- Как же мне не хватало тебя, - выдохнул Торин, когда они наконец оторвались друг от друга.

- Так что тебе мешало? Я все время был рядом, - ворчливо отозвался Двалин, окидывая его жадным взглядом. Кровь бурлила в жилах, хотелось продолжить начатое, но он по привычке одернул себя – не время, не место… или уже нет?

- После того, что я сделал? Повел мальчишек за собой и… да, знаю, знаю, что ты скажешь. Но я чувствовал, что не имею права… они лежат там, во тьме, а я здесь буду… пировать? Наслаждаться любовью? Жить?

- Иногда, мой король, - проникновенно сказал Двалин, - мне так хочется тебе врезать, что я едва сдерживаюсь.

Сдержался и в этот раз – только ухватил за недорасплетенную косу, больно дернул, притягивая Торина обратно к своим губам.

- Вот и не надо… обращаться со мной, как с больным, - сказал Торин, прерывая поцелуй. В глазах его наконец-то заиграли живые искорки. – А то лежит, пыхтит над ухом ночь напролет, и даже не облапает.

- Ах, так? Да чтоб я еще раз в жизни проявил тактичность! – взревел в ответ Двалин.

Он и сам готов был расплакаться - от облегчения. Будто в груди развязали какой-то душивший его все это время узел. Шагнул в сторону, подбирая рассыпанные по скамье зажимы для волос – завтра снова их вплетать этому барану венценосному, не отвертится ведь. Подивился, что быстро нашел их в полумраке, и только тогда понял: на галерее стало светлее. Далекий свет настенной масляной лампы померк перед золотым сиянием, исходившим из стен. Золотые нити, прятавшиеся в глубине зеленого камня, сейчас светились, будто раскаленные, мерцали, переливались.

- Двалин, что это? – зачарованно прошептал Торин. Он тоже осматривал стены. Отражаясь в золоте короны и отделке мантии, таинственный свет будто одевал его в облако танцующих бликов. Протянув руку, король коснулся стены, и в этом месте камень будто вспыхнул еще ярче, и огоньки заструились, стягиваясь к его пальцам.

Двалин и сам никогда такого не видел, но откуда-то точно знал ответ.

- Это Гора. Это Эребор.

- В какой-то старой сказке было… «и гора засияла, принимая клятву короля». Я думал, это просто красивые слова.

- Не слышал, чтоб ты приносил какие-то клятвы, - Двалин нахмурился. Свечение медленно угасало, и Торин с сожалением убрал руку.

- Вслух – нет. Но она услышала.

Двалин не стал ничего спрашивать. Положил в карман зажимы и двинулся к лестнице вслед за своим королем. На ходу подумал о том, что вообще-то, за клятву в таком случае можно принять и его обещание больше не проявлять тактичности. Придется исполнять – сегодня же ночью.