[dworin]

Название: Уйти никак остаться
Жанр: юст, ангст
Пейринг: Двалин/Торин
Рейтинг: PG
Размер: мини, 1920 слов
Тема: Война

Женщина была красива даже в смерти. Длинные черные волосы, прикрытые сползшим ярким платком, приоткрытые в удивлении губы, пухлые, еще не потерявшие свой цвет, лишь слегка прикрытые пушистыми ресницами глаза. Синие.

Почему-то только увидев, какого цвета ее глаза Двалин смог, наконец-то пошевелиться. Окинув внимательным взглядом лесную тропу он осторожно приблизился к женщине — с какими только подставами не приходилось за долгие годы сталкиваться — присел, коснулся ее запястья, не ощутил даже слабого следа тепла и вздохнул.

«Вот и стоило уходить из Эребора, чтобы сразу же найти на свою голову неприятности».

Мысль была лишней. Двалин потер ладонью лоб, снова вздохнул, и одним резким движением выдернул из груди женщины стрелу, пригляделся к пестрому оперению, и бережно спрятал стрелу в сумку. Мало ли. Потом, хмурясь, склонился ниже.

Несчастной досталась не только стрела в сердце, но и нож. Рана уже не кровила, а приглядевшись Двалин понял, что тот, кто ее нанес знал, что делает. Снизу вверх, один точные удар между ребрами прямо в сердце. Точно хотели наверняка. Но зачем? Ограбить?

Двалин пошарил глазами по тропинке, но не нашел ни мешка, ни чего-то еще, что могла бы нести с собой женщина. Значит, убийцы забрали все с собой. Значит, просто кому-то не повезло встретить на лесной дороге свою судьбу. Наверное, так и было, но что-то все равно смущало Двалина. Возможно, слишком профессиональный, слишком отработанный удар. Хотя, в разбойники кто только не подавался.

Двалин вздохнул еще раз, аккуратно снял с шеи женщины дешевенькое медное ожерелье и спрятал его в сумку к стреле. Надо будет поспрашивать в ближайшем селении. Мало ли, может кто что знает, да передаст весточку родным. Он поднялся на ноги, потопал слегка затекшими ногами и прикинул, сколько времени осталось до заката, управится ли.

Успел. Аккурат тогда, когда вечернее солнце, подмигнув, скрылось за деревьями, Двалин бросил на могильный холмик последнюю лопату земли и прихлопнул ее, чтобы не разваливалась. Хорошо было бы еще обложить могилу камнями, чтобы звери не разрыли, но где ж в лесу взять нормальные валуны? Не горы ведь.

Двалин утер взмокшее от пота лицо рукавом, сделал пару глотков из фляги и приказал себе думать только о том, как найти тех, кто убил красавицу. Неплохо было бы с ними разобраться, раз уж с собой разобраться невозможно.

Глухо застонав, Двалин оперся на лопату, помотал головой, старательно отгоняя воспоминания, но синие глаза уже сделали свое дело.

А все ведь казалось совсем простым — молчи, следуй за ним, помогай и все будет хорошо. Разве ж не в том счастье, чтобы ему было хорошо? Двалин никогда о себе не думал, держался однажды данного самому себе слова и старательно не обращал внимания на острые когти, что все сильнее рвали изнутри его душу. Если бы можно было ее достать, посмотреть, точно оказалась бы драной в клочья, истекающей кровью так, что не зашить, не залечить. Но кому какое дело? Не видно ведь, а с собой он справляться научился уже давно. Да и не до страданий было, когда в Эребор вернулись.

Двалин думал, что не переживет Битву, думал, что ляжет с Торином рядом, на лед, и будет смотреть, как из них обоих вытекает жизнь, потому что сделать ничего уже нельзя. Он так думал, а сам тем временем подхватывал друга на руки, тащил в старую караулку. И были потом и плавящийся в котле лед — чтобы побыстрее, и слабые, болезненные стоны, и Гэндальф что-то колдующий над Торином. И у Двалина даже на миг все перестало болеть, когда он увидел, как друг открывает глаза, и улыбается. Ему. Хотелось сесть и по-детски расплакаться, словно он снова разбил коленку. Вроде бы Двалин даже так и сделал.

И все пошло, как было, и даже лучше. Отыскались парни — Кили оказалось не так-то просто проткнуть, да и эльфийка помогла. «В знак дружбы», так, кажется, сказал Трандуил, забирая девчонку домой. Двалин ожидал, что она сопротивляться станет и за Кили цепляться, но она молчала и только улыбалась так, словно что-то для себя решила. Кили, конечно, потосковал, но у него была забота поважнее. Фили нашелся тоже, но оказалось, что хоть гномы и созданы из камня, падать с высоты им все-таки ой как не стоит. У парня было переломано все, что только можно, проткнуто осколком ребра легкое и как Оину удалось вытащить его из Чертогов, наверное, не сказал бы сам Махал. Так что Кили, позабыв обо всем, сидел теперь у брата, уговаривая то поесть, то попить. Фили, правда, пока не отвечал.

Двалин чуть поморщился и отмер. Плохо, конечно, что он ушел, не дождавшись, пока Фили придет в себя, но…

Лесная дорожка была хорошо видна и в темноте, и Двалин, забросив за спину топоры и лопату, уверенно шагал по ней к селению, звуки и запахи которого были уже четко слышны. Еще немного и он отдохнет, поест и даже позволит себе пару кружек эля, прежде чем начинать расспросы. А потом, когда отыщет родичей женщины и скажет, где она похоронена, отправится дальше на юг. Когда-то Двалин слышал, что тамошние вожди хорошо платят за гномьи топоры. Так что есть смысл попробовать. Можно, конечно, и осесть, завести кузницу, а может даже и семью, но от одной мысли об этом Двалина передергивало. Нет уж. Станешь сидеть на одном месте — обленишься. Или еще хуже — найдут.

Трактир он отыскал быстро, уверенно толкнул дверь и окунулся в привычный гомон. Полупьяные выкрики, вскрики подавальщиц — не всегда искренние — трубочный дым. Двалин в любом подобном месте чувствовал себя, как дома, всегда первым протискивался к стойке и громко требовал выпивки. Сейчас же просто хотелось поесть и отдохнуть.

Девчонка поставила перед ним миску с жарким, большой кусок хлеба и кружку, лукаво стрельнула глазами, ощупывая взглядом крепкие плечи гнома и его, кажется толстый, кошелек, но Двалина куда больше интересовала картошка. Склонившись над миской, он принялся есть и было даже вкусно.

Торин выздоровел так быстро, словно с него, победившего драконью болезнь, теперь любые раны должны были осыпаться, как снег с еловой ветви, если ту потрясти. Конечно, он хромал, конечно, потирал грудь, конечно, глотал кровевосстанавливающее, что таскал ему Оин, но в глазах уже светилось привычное Двалину упрямство и разговор стал прежним. Как в Синих Горах, когда они, валяясь на траве под звездами, после тяжкого дня обсуждали, как будет устроен Эребор, когда он станет, наконец, гномьим. То есть, говорил-то, конечно, Торин. Двалину и слушать его было достаточно. Вот если бы еще так сильно поцеловать не хотелось.

От прорвавшейся сквозь запретный заслон мысли Двалин зажмурился, стиснул в руке ложку так, что заболела ладонь, а по хрупкому деревянному черенку побежали трещины.

— В счет добавишь, — хмуро буркнул он подавальщице, которая подбежала к нему с очередной кружкой, и смотрела теперь приоткрыв рот.
— Добавлю, — отмерла та, расправила плечи, выставляя вперед пышную грудь. — А может еще чего-то… добавить, господин гном?
— Жаркого, — Двалин на ее грудь даже не посмотрел.

Злиться будет Торин, ох будет. Никогда не простит, что ушел до его коронации. Да только Двалин знал, что ему достаточно одного раза, когда он Торина в королевской короне увидел. Даже глаза от такой красоты закрыть пришлось. Что же будет, когда он, его такого, каждый день видеть станет? И так-то едва справился с собой, руки даже за спину спрятал, чтобы не обнять наконец, не прижать к себе, целовать не начать. Хотя, кажется, Торин все равно что-то заметил, потому что нахмурился и хотел что-то сказать, но тут вмешался Оин со своим зельем. А Двалин именно тогда и решил — хватит. Никаких сил уже не осталось, чтобы с собой бороться. Потому и ушел.

— И как это понимать?

Злой и холодный голос, прозвучавший рядом был хорошо знаком Двалину, но он только мотнул головой, прогоняя морок.

— Нет тебя здесь, — буркнул он, не поднимая глаз, и сделал такой большой глоток, что едва не утопился в кружке, закашлялся и утер выступившие на глазах слезы.
— Это тебя нет, там, где должно.

Послышалось бряканье, на стол легли ножны, а тот, кого здесь просто не могло быть махнул девчонке, чтобы притащила кружку. Привычная Двалину походная одежда ничем не выделяла его среди остальной толпы, только, пожалуй, эглеты были побогаче, чем обычно.

— Дела на Кили оставил, — пояснил Торин, отпивая, и довольно кивнул. — А сам за тобой. Двалин, ну что это еще за шутки?

Но тот его почти не слышал, смотрел, не отводя глаз, и с тоской чувствовал, как снова начинает болеть сердце. Ой, да что там! Хоть бы себя, дурак, не обманывал. Разве оно прекращало? А сквозь марево настойчиво билась мысль.

— Дела? На Кили? Это… — он даже привстал на скамье.
— С Фили все в порядке, — Двалин шумно, с облегчением, выдохнул, и упал обратно, а Торин чуть улыбнулся. — Просто он пока не может вставать, сам знаешь. А младшему очень полезно будет понять, что такое ответственность и что будущему узбаду всегда пригодится хороший помощник.
— Да он и так это знает, — отозвался Двалин.
— Знать и осознавать — совсем разные вещи, — наставительно сказал Торин.
— Не угробил бы он все, осознавая, — пробурчал Двалин.
— Хуже, чем Дракон он все равно сделает, — усмехнулся Торин. — Да и Фили поможет. Ноги пока не ходят, зато голова варит.
— Это точно, — согласился Двалин.
— Да и вдвоем им побыть не мешает, — вдруг сказал Торин.
— Что?
— Да что слышал. Ну да не о них речь.

Торин одним большим глотком допил кружку, отставил ее в сторону и пристально взглянул Двалину в лицо.

— Куда ты направляешься?
— На юг, — врать Торину никогда не получалось, да и смысла не было. — Говорят, там топоры нужны.

Торин нахмурился и вздохнул.

— Вот уж не думал, что тебе войны не хватает, друг. Мало крови твои Укхлат и Умраз попробовали? Не хватило напиться?

Двалин только передернул плечами и откинулся назад, опираясь спиной о стену, сложил на груди руки.

— Это мое дело, что со своей жизнью делать, — упрямо сказал он.
— Нет, — покачал головой Торин. — Ошибаешься.
— Это еще с чего? — прищурился Двалин.
— А с того, — Торин вдруг покраснел так сильно, что было видно даже в полумраке трактира. — Не помнишь, что ли, как говорил, что твоя жизнь только мне принадлежит?

Двалин открыл было рот, чтобы спросить, когда это он такую глупость ляпнул и так и застыл, словно обухом в затылок ударили. Говорил. Много лет назад, когда они рождение Кили праздновали, да напились так, что Торин прямо на его кровати и заснул. Двалин тогда лишнее себе позволил — руки ему гладил, волосы, бормотал — да, и про жизнь свою тоже. Только поцеловать так и не решился. А Торин выходит…

— Тогда тем более уходить мне.

Кружка была пуста, да и нет смысла уже прятаться, даже за словами. Пустое, раз Торин давно все знает. Давно. Но почему молчал?

— Мне без тебя… — вдруг услышал он, — никак. Совсем. Останься.

Наверное, если бы перед ним вдруг возник Махал, Двалин удивился бы меньше, чем тому, что Торин вдруг протянул руку и накрыл его пальцы своими. Ничего особенного, дружеский жест, только смотрел Торин так, словно теряет самое дорогое, что у него в жизни есть. Даже когда он на оскверненный Эребор смотрел глаз у него таких не было.

— Вернись, — прошептал он, сильнее стискивая пальцы Двалина, а потом сделал невозможное — привстав, перегнулся через стол и быстро коснулся губ Двалина своими.

Коротко, не углубляя поцелуй — да и правильно, не здесь же — но очень уверенно, словно тоже годами носил в себе что-то, что, наконец, вырвалось наружу.

Двалин дотронулся пальцами до губ, потом посмотрел на Торина. Тот смотрел прямо, уверенно и все вопросы, вроде, «зачем тебе это?», замерли у него на языке.

— Я не могу, — мотнул он головой и увидел, как потускнели синие глаза, как опустились плечи, и тут же бросился успокаивать. — Не сейчас. Просто дело еще одно есть.

Торин улыбнулся и вздохнул так, словно с него свалилась огромная тяжесть, и засмеялся.

— Ну только ты, мой друг, едва уйдя из Эребора, тут же можешь найти себе дело.
— И, вполне возможно, проблемы, — вздохнул Двалин и полез в сумку за стрелой и ожерельем.

Он рассказывал, смотрел, как Торин все сильнее хмурился и чувствовал, как внутри разливается тепло. Наверное, все будет и будет правильно. Это хорошо. Потому что — чего самому себе-то врать? — никакой юг ему не нужен и никакие золотые горы. Есть у него уже одна. А в ней все, о чем так долго мечталось.