Название: The Road Not Taken
Жанр: modernAU, романс
Пейринг: Двалин/Торин, Фили, Кили, преФиКи
Рейтинг: PG
Размер: драббл, 1340 слов
Примечание: в коллаже и названии использованы строки Р. Фроста
Тема: Дорога
— Ты должен сказать ему об этом.
Вот щенок! Стоит у двери, подпирает плечом стенку, как будто невзначай зашел и вот-вот свалит.
Смотрит равнодушно, мимо. А как взглянет глаза в глаза — так прямо в душу, в самую ее середку, паршивец такой.
Тесак опускается, дробя кость, кровавые ошметки разлетаются во все стороны.
Двалин рубит телячью тушу, практически не задумываясь о том, что и как делает. Его всегда успокаивает эта работа.
А сейчас нужно как-то сохранить спокойствие.
Фили остро смотрит. Уважительно держится на расстоянии. И правильно делает. И пасть закрыл болтливую. Хороший мальчик.
Закончив, Двалин откладывает инструменты в сторону и ревет в подсобку:
— Эй, Саймон! Закончи тут. Я на перекур.
Он подходит к Фили и аккуратно берет его за глотку окровавленной правой рукой.
В ясных глазах мальчишки нет страха — не та порода. Он лишь поднимается на цыпочки, тянется весь за мощью Двалина, пытаясь дышать.
Когда Двалин отпускает, губы Фили кривит его фирменная полуухмылочка, из-за которой хочется придушить его по-настоящему.
— Ни слова больше! — Двалин отпихивает Фили и выходит через заднюю дверь на улицу, в темный двор-колодец.
Фили трет шею, пачкаясь в телячьей темной крови, идет за ним.
— Скажи ему, — повторяет Фили, протягивая смятую пачку Lucky Strike в знак примирения.
Двалин неловко сжимает сигарету двумя запятнанными кровью пальцами, крутит ее, задумавшись. Фили прикуривает ему, некоторое время они стоят в подворотне.
Слушают изнанку Хай-стрит — звон стекла и ругню посудомощиков в кухне паба Полли, телефонный разговор полуглухой старушки с третьего этажа старинной развалины, веселое тявканье таксы из лавки шерстяного барахла для туристов. Раньше здесь и нарки шарились, но Двалин быстро направил их куда подальше.
— Нечестно пожирать его взглядом каждый раз, когда он отворачивается. Нечестно по отношению к нему. И к тебе самому.
Фили не болтун. Ему можно доверять. Двалин доверял ему свою спину в портовых драках в Лейте с тех пор, как мальчишка научился держать биту.
— Ты представляешь, что будет, если я хотя бы заикнусь о чем-то подобном? Ад покажется мне пикником.
Фили швыряет окурок в водосток, лицо у него делается злое и разочарованное. Как он молод — весь как на ладони.
— Не думал, что ты трус, Двалин, — бросает он через плечо, уходя.
Двалин докуривает в одиночестве, и дым никогда еще не был так горек. Да, я трус, малыш, я трус.
***
Спустя несколько свиных туш и одну телячью приходит вечер, а вместе с ним — Торин. Он ждет, пока Двалин смоет грязь и кровь, держа его кожанку в неспокойных руках.
Двалин чувствует его настрой — сегодня без мордобоя не обойдется.
— Звонила Дис, Кили снова сбежал.
— Упертый малой, весь в ирландца-папочку.
— Напомни мне, зачем я позволил сестре свинтить в Дублин?
— Напоминаю: она нихрена не спрашивала. Любовь зла, а ирландцы кудрявы.
Они снова пройдут свою Королевскую милю сегодня. Булыжники должны навсегда запомнить следы их ног. Двалин позволяет себе один жадный взгляд — украдкой, пока Торин не смотрит. Фили прав во всем. Он трус, и его это устраивает.
Сегодня снова будет хмельная Королевская миля для его короля.
— Пусть только попробует заявиться. Я быстро отправлю его назад. Но сперва ему придется заработать на билет.
— В прошлый раз он приезжал автостопом.
— Эта седая прядь не даст мне забыть о его первом приезде. Приперся, а. Познакомиться с родственниками, а.
Двалин усмехается, вспоминая. То еще было явление тощего пятнадцатилетнего мальчишки с рюкзаком за плечами, сигаретой в зубах и бумажкой с адресом в руке.
— Нормальный пацан будет.
Торин останавливается посреди улицы, вызвав небольшой затор среди пешеходов и тут же получив кучу проклятий, широко улыбается и вскидывает брови:
— Двалин! Когда этот малец вполз тебе в сердце?
Давно. Очень давно. Вы все вползли в мое сердце и срослись с ним.
Двалин бурчит в ответ лишь:
— Хочу виски. Слишком много твоей болтовни на трезвую голову.
Потом они сидят на троне Артура, глядя на ночной город. Город раскачивается и выглядит охренительно прекрасным сквозь сладкий флер односолодового.
***
Почему только он помнит? За что ему проклятье памяти о выдуманной жизни, которая так часто кажется единственной реальной?
Впервые это случилось, когда Двалина привалило на стройке. Из-под завала его вытащили, но те часы, которые он провел в темноте и полузабытьи, он видел совсем другую жизнь: военные походы против чудовищ с раскрашенными мордами, опасные охоты, горные узкие тропы. И брата по оружию, делившего с ним и жизнь, и постель.
Его короля.
С тех пор он грезил тем миром каждый божий день. Он мог замереть посреди супермаркета с пакетом молока в руке — и оказаться на залитой солнцем поляне. С Торином в объятьях. Ласковым, веселым, совершенно другим Торином, жадно жмущимся к нему, готовым брать и отдаваться, готовым всегда целоваться так, словно ад разверзся у них под ногами, и этот поцелуй будет последним, самым горячим и будет длиться вечно, пока все до единого грешники не догорят в своих котлах, чтобы Господь мог объявить Второе Пришествие. Да и тогда они останутся здесь, проклятые, но счастливые.
Двалин ходил чумной от этих видений из прошлой жизни, и Эдинбург настоящего казался ему серым и убогим эрзацем по сравнению с тем, что было выжжено тавром в памяти.
А в то, что все действительно было, он верил безоговорочно. Слишком яркими были грезы. Он запоминал все подробности, и постепенно они складывались в полную картину мира, в котором у каждой детали было свое место.
Как он жалел, что не может вернуть ту жизнь.
Пока в одну из ночей ему не приснилась битва — праматерь всех битв. И в центре месива из мертвых и умирающих был его король. Двалин увидел, как пали Торин, Фили, Кили. Двалин увидел их погребение и себя. На голову ему возложили корону его погибшего возлюбленного.
Он проснулся в холодном поту и сжал зубами кулак, чтобы не закричать.
Такого выбора он не желал.
Сны и дневные грезы не прекратились, но теперь они стали мучением. Двалин наблюдал, как старится его коронованный двойник. Как приходит снова и снова к белой гробнице в недрах Горы-города, чтобы припасть к надгробию, шепча: «Моя вина, это я не уберег, это меня не было рядом».
***
Кофе из Старбакса невыносимо воняет корицей, но Торин любит кофе с корицей, и Двалин покорно несет картонные стаканчики по скрипучей лестнице на второй этаж.
В квартире дверь нараспашку, и слышны крики. Как знакомо. Двалин фыркает недовольно, входит и закрывает за собой дверь.
Посреди гостиной Торин и Кили орут друг на друга со всей яростью, на которую способны. И в этом они похожи как две капли воды. Притихший Фили сидит в уголке, держит на коленях потрепанный рюкзак сводного брата.
— Брейк! — кричит Двалин, и оттирает Торина плечом от мальчишки. — Вот, хлебни. Кофе, как ты любишь, с проклятой корицей.
Торин все еще сверкает глазами, но понемногу успокаивается, приняв горячий стаканчик.
— Я не вернусь в Дублин, — сжав зубы, цедит Кили и глядит сурово, исподлобья, сквозь черные длинные лохмы. — Ни за что не вернусь! Я буду жить с Ф… с вами.
Что он должен сказать такого, чтобы Торин услышал? Чтобы понял? Двалин потягивает свой черный кофе, сдобренный ромом.
В глазах Фили тоска и смятение, но вот он каменеет, собираясь с силами, открывает рот… И Двалин вдруг понимает. Нет, этот точно не трус. Этот сумасшедший. Двалин хватает Торина за локоть и цыкает на Фили.
— Уймитесь, дьяволова семейка. Мы собирались к морю сегодня. И ничто не разрушит мои планы. Даже малолетний беглец-автостопщик.
— Я на автобусе приехал! — возмущается Кили.
— Да хоть на пони. Торин, — зовет Двалин.
Торин нехотя кивает.
— Тогда еще я хочу в Элефант-хаус! — Настроение Кили меняется мгновенно. — Сяду там и тоже напишу крутую книжку, как Ро! Такую, с приключениями, с драконами, воинами, битвами! И сразу стану миллионером!
— Ага, конечно, сразу же станешь. — Фили наконец-то улыбается по-настоящему, солнечно и легко, подгоняя мальчишку к выходу. Сердце Двалина сжимается.
Они остаются вдвоем и несколько минут слушают удаляющиеся голоса и смех на лестнице. За окном вдруг оглушительно, нвозможно громко бьет колокол звонницы при соборе, распугивая ворон, и одна ошалевшая глупая птица лупит крыльями в стекло, но улетает, теряя перья.
Двалин долго смотрит в синие глаза короля, как будто хочет найти в них что-то. Разрешение, знак.
Нет, он не трус. И когда-нибудь… Когда-нибудь он притянет Торина к себе и поцелует так крепко,
что у того перехватит дыхание, и легкие вспыхнут огнем, требуя кислорода. Когда-нибудь. Но не сегодня.
Двалин выгоняет Торина на лестницу, выходит сам и запирает дверь, а ключ, повертев в руке, кладет в свой карман.
Ключ старый и облезлый, среди брелоков болтаются пивные крышки от Гиннесса и маленькая бронзовая корона.
fin