Семья

[dworin]

Название: Cемья
Рейтинг: PG-13 (но только за кишки выползней)
Пейринг: Двалин|(/?)Торин, Кили/Тауриэль
Жанр: ангст, экшен и юмор последовательно
Размер: 2200 слов
Тема: Семья
Предупреждения: AU, Пост-БПВ, выжили не все, эльфийское POV


1.

Тауриэль почти не выходит из комнаты.
В лекарских покоях вечный полумрак – гномы считают тьму целительной и нисколько не боятся ее. Воздух не такой спертый, как можно было бы ожидать в жилище, вырубленном в камне. Здесь всегда пахнет снадобьями и травами, то остро и пряно, то кисловато-тягуче, то душно и горько. Впрочем, она уже привыкла.
Лицо Кили в неспокойном свете свечи непрестанно меняется: то кажется, будто он вот-вот разомкнет губы и позовет ее, то причудливо сплетенные тени вдруг превращают его мягкие черты в скорбную маску мертвеца. Но она так устала метаться между надеждой и отчаянием, что больше не поддается на игру теней и света. Если он по-настоящему очнется, она почувствует это сердцем.
Младший из братьев не умер тогда, на Вороньей скале, не последовал за старшим в чертоги Ауле, задержался на полпути. Что остановило его, уж не ее ли запоздалый поцелуй? Никто не знает ответа. Лекари говорили, что душа его бродит в темных подгорных тоннелях, и рано или поздно Кили все-таки выберет между этим светом и тем. Но могут пройти годы и годы, прежде чем он очнется ото сна или, напротив, вовсе перестанет дышать.
Среди эльфов не известен такой болезненный сон, и Тауриэль не знает, чем его лечить. Только и остается ей, что ждать и надеяться, что Кили вернется на свет зажженной для него свечи. Говорить с ним, звать по имени, надеясь, что душа его выйдет на голос. Петь для него самые лучшие песни ее народа – тихо, вполголоса, так, чтоб волшебные звуки не растревожили суровые камни Горы, с рождения своего не знавшей эльфийских песен.
Гномы говорят о своей Горе, как живом существе, и Тауриэль не видит причин им не верить, потому и таится, боясь разгневать как гору, так и ее обитателей. Гномы знают, что она здесь, но эльфийка все равно прячется, передвигаясь бесшумно, сливаясь с тенями – к счастью, это тайное искусство ей, как воину, вполне подвластно.
Добрый и очень толстый гном, что теперь заведует распределением припасов, иногда подсовывает ей еду. Старый лекарь порой заговаривает с ней, спрашивая о применении трав в эльфийской медицине, но все равно не слышит половину ответов. Да еще маленький хоббит был одним из немногих, что замечал ее присутствие, но он давно уехал.
Король Эребора никогда не говорит с ней. Когда он сам лежал здесь, в бреду и горячке после ранения, рядом с ним все время был суровый гном с татуированной головой – Двалин, Тауриэль выучила его имя, сложно было не выучить, когда именно его раз за разом повторял Торин, беспокойно ворочаясь во сне. «Я здесь», неизменно отвечал Двалин, накрывая его пальцы своей широкой, загрубелой ладонью.
Тауриэль не приближалась к ним – было очевидно, что от нее здесь помощи не ждут и не примут.
Теперь Торин иногда приходит навестить племянника, и Тауриэль обрывает песню на полуслове, стремительным движением отступает в тень колонны, сливаясь со стеной. Король устало садится на край ложа, берет руку Кили в свою и долго-долго смотрит на него. Эльфийке кажется порой, что он говорит с племянником, только без слов, будто у гномов есть своя тайная, безмолвная речь, которую ни за что не услышать иным расам.
Нередко король засыпает, сидя у постели единственного – теперь – наследника. Голова, отяжеленная короной из золота и обсидиана, опускается на скрещенные руки, или на плечо Кили. Тауриэль знает, что рано или поздно появится Двалин, ворчливо окликнет Торина и уведет в его покои, бережно придерживая за плечи. Она не знает степени родства этих двоих, но видит, сколь многое позволено Двалину и понимает: это – семья. Братья они или дальние кузены, но нет у них никого ближе друг друга.
Тауриэль не помнит никого, кого могла бы назвать семьей. Трандуил дал ей кров, когда с ее родителями случилось несчастье, но – семья? Немыслимо, не ей претендовать на близость к ослепительному эльфийскому королю. Ее стражники, веселые парни, с которыми можно и напиться, и поорать песни, опасно близкие к гномьим и человеческим? Приятели, боевые товарищи, но – не семья.
Не находя успокоения для сердца в настоящем, Тауриэль всегда с надеждой смотрела в будущее. «Однажды, – шептали ей звезды, отражаясь в зеркалах лесных озер, – однажды ты встретишь того единственного, что станет для тебя всем миром…»
Кили.
Эльфийка наклоняется и целует в лоб своего спящего возлюбленного.
Вот и вся ее семья теперь.

2.

– Тауриэль, – говорит Король-под-Горой, прежде чем она успевает исчезнуть в темном углу. – Помоги мне.
Ей кажется, что стены покоев вот-вот рухнут ей на плечи. В глазах Торина – опасное пламя, пламя скрученных в тугой жгут гордости, недоверия, страха и надежды. Однажды он уже просил помощи у эльфов, и получил отказ. Кто знает, скольких сил ему стоит снова произносить эти слова.
– Конечно, мой король, – говорит эльфийка, склонившись ровно настолько, чтоб это выглядело уважением, а не насмешкой над разницей в их росте. – Что мне сделать?
Она бежит вслед за ним по коридорам, сверкающим золотыми и багровыми искрами из глубины зеленого мрамора. По тоннелям, высеченным в сером граните, по ступеням, вырубленным в уступах темного базальта.
За то время, что Смауг жил здесь, множество мерзких тварей скопилось в нижних тоннелях, в заброшенных шахтах и пещерах. Привлеченные его темной магией, они роились и плодились, изменялись и становились все отвратительней и злее. Заново обживая Эребор, гномы не желали соседствовать с пещерной нечистью. И хотя порождения мрака не спешили выбираться на свет факелов, гномы сами спускались за ними, вооруженные порохом и сталью. В самые глубокие шахты, ведущие к сердцу Горы, в пересохшие русла подземных рек и пещеры, что никогда не видели света, спускались боевые отряды, оглашая логово нечисти воинственными песнями и звоном боевых топоров.
Конечно же, Двалин возглавил один из отрядов. Прославленный воин, он не умел сидеть на месте, откровенно скучал на бесчисленных советах и переговорах, где вынужден был сопровождать Торина. Когда король отклонил его предложение «прошвырнуться по окрестностям, вдруг там еще остались варги недобитые», упрямый гном нашел себе занятие по душе и внутри Горы.
Раз за разом он возвращался с победой, и вот сегодня мальчишка-лазутчик из его отряда прибежал с сообщением: Двалин и часть его воинов остались в пещерах. Случился один из тех внезапных обвалов, про которые гномы шутили, мол, чихает Гора, и все тут. Каменный мост, перешеек над пропастью, обвалился, оставив передовую часть отряда по ту сторону огромной пещеры. Вместо узкого, но некогда надежного моста из пропасти теперь торчали только острые пики огромных кристаллов, ощерившиеся во тьме, точно зубы гигантского тролля. Вздумай гномы спрыгнуть на них – вмиг оказались бы насажены на острые пики, точно головы на орочьем частоколе. А то и расколотили бы кристаллы на тысячи смертоносных игл: очень уж хрупкими те выглядели.
На ближнем краю пропасти уже толпятся гномы, в основном незнакомые Тауриэль: видно, из войска Даина, а может, и недавно пришедшие, поток переселенцев, по долетавшим до нее слухам, все прибывал.
- Балин! – окликает Торин, и на его зов поворачивается степенный гном с белоснежной бородой. Сейчас от его степенности не осталось и следа – в глазах полыхает то же яростное пламя. «Он брат Двалина, – вспоминает Тауриэль, – кто-то говорил при мне об этом».
– Ты говорил, – выдыхает король, поднимая с земли свернутую кольцом веревку, – ты говорил, что надо быть легким, как эльф, чтоб тут пройти?..
… Эльфы легки, это правда. Они могут пройти по поверхности снега, по крайней мере, если тот чуть подтаял и покрылся хрупкой корочкой льда. По остриям каменных ножей им еще ходить не приходилось. Но Тауриэль очень старается. Балансирует на остриях, не обращая внимания, что очередной пик насквозь протыкает кожу ее сапога. Немного крови, только и всего.
В конце она подпрыгивает что есть сил, и цепляется за каменный выступ, что когда-то был частью моста. Пальцы дрожат от напряжения. Как же давно она не тренировалась!
Непременно соскользнула бы в пропасть, но грубые руки хватают ее и тащат наверх. Кто-то из гномов уже отцепляет конец веревки с ее пояса и крепит к скале. С той стороны натягивают канат до упора.
– Двалин! – зовет куда-то в темноту тоннеля гном, стоящий на самом краю. – Уходим!
Из мрака доносятся приближающиеся звуки битвы, или, точнее, бойни: свист тяжеленных топоров, рассекающих воздух, и мягкое чавканье плоти, встречающей смертоносные лезвия.
– Уводи всех, я за вами! – отзывается прославленный воин.
Он последним показывается на площадке, отбиваясь от целой орды шипящих скользких тварей, прикрывая отход товарищей. Тауриэль понятия не имеет, что за противник на этот раз достался Двалину, но выхватывает из-за спины кинжалы и всаживает точно в глаз неведомому существу, что попыталось запрыгнуть сверху.
– Перебирайся и руби канат! – говорит она гному. – Я вернусь и так!
- Ну уж нет! – тот грубо толкает ее по направлению к переправе. – Шевелись давай!
Они споро перебираются по канату, перехватывая его руками. Тауриэль знает и другой способ, в котором ноги участвуют тоже, но сейчас не время красоваться.
Однако те из пещерных тварей, у которых есть руки, неожиданно находят в себе наглость перебраться следом. Они догоняют Двалина почти у самой площадки, наваливаются на него омерзительным склизким комом. От их борьбы канат так и ходит ходуном – того и гляди, сорвутся все вместе.
– Двалин!!
Это король несется на подмогу, уже оставив где-то дедовский плащ с меховым подбоем и корону, зато обнажив меч. Впрочем, мечом не достать дерущийся клубок – слишком далеко.
Тауриэль не колеблется ни секунды, вспрыгивая на канат. По нему идти даже легче, чем по острию скал. Если б он еще не дергался так.
– Возьми, – Торин, оценив обстановку, кидает ей меч. Оркрист, изделие ее народа, ложится в руку, как влитой, и сияет ярче звезд в безлунную ночь – чувствует рядом темную кровь искаженных созданий. Замахнувшись, эльфийка по краю рассекает вопящий клубок склизких тварей, и тут из-под него показывается Двалин, который все это время держался за канат одной рукой, второй выдавливая глаза и сворачивая шеи.
- Еще б чуть-чуть и меня пополам, – ворчит он, перехватывая канат возле ее сапог. – И не смей становиться мне на голову, слышишь? Знаю я вас, эльфов.
Когда канат наконец перерублен, а кровью подземных тварей равномерно измазаны все, кто кинулся от души обнимать спасенного Двалина, Тауриэль поворачивается, чтобы уйти, и натыкается на взгляд короля.
Говорить «спасибо» он, кажется, умеет еще хуже, чем просить. Но все же прижимает руку к сердцу и чуть склоняет голову в церемонном жесте, достойном королевского приема в тронном зале.
Двалин, с руганью счищающий клочья склизкой кожи со своей кольчуги, тоже кидает на нее взгляд и усмехается.
– Эй, рыжая, – говорит он, поднимая с земли голову одного из убитых существ, – видала такого? Хочешь себе на память?
– Вы эльфов с орками попутали, уважаемый гном,- говорит она, прикусив губу, чтоб не рассмеяться. – Мы трофеи за спиной не носим.
Сдерживаемый смех бьется в горле, царапает его изнутри. Когда она в последний раз смеялась? Кажется, в ответ на какую-то шутку Кили, заточенного в эльфийские темницы.

3.

– Кили.
Король повторяет это имя снова и снова, будто вспоминая все те случаи, когда хотел окликнуть племянника, да не мог – тот ведь спал беспробудным сном.
– Да, дядя, – легкая улыбка играет на лице молодого гнома. Он еще бледен и с трудом поднимается с подушек, но находит в себе силы протянуть руку и осторожно коснуться щеки Торина. – Я здесь. Я никуда не денусь.
Видя улыбку любимого, улыбается и Тауриэль. Ставни в покоях впервые распахнуты – вдруг оказалось, к ее удивлению, что окна здесь выходят на склон горы. Мягкий белый свет заливает комнату, и нет больше темных углов, где могла бы спрятаться эльфийка, поэтому она сидит за низким столиком с лекарствами, делая вид, что читает рецепты, оставленные Оином. Старый гном решил, что ему не помешает ученица, и охотно делится с нею гномьими познаниями о свойствах трав.
Она уже столько раз орошала слезами и поцелуями лицо своего избранника, что сейчас без спора уступает его королю. Им ведь тоже есть о чем поговорить.
Кили тоже нашлось, над чем проливать слезы – когда узнал, что старший брат лежит в Глубоких Гробницах, на ладонях величественных статуй, с проклятым Аркенстоном на груди. Какой бы прекрасной ни была могила, ничто не заменит живого Фили.
Но скорбь не может длиться вечно, и вот непоседливый юный гном уже улыбается своему дяде, и говорит с ним о новой жизни, о той, что лежит впереди. Говорит на кхуздуле – думает, наверное, оградить Тауриэль от жестоких слов. Откуда ему знать, что она уже научилась понимать наречие гномов.
– У меня теперь никого не осталось. Коме вас с мамой, конечно… и нее. Я знаю, что я теперь наследник, и ты ни за что не позволишь…
– Тауриэль отличный воин, – говорит Торин. – Ее верность и преданность тебе и нашему народу достойна уважения.
Кили несколько секунд ошалело молчит.
– Ты… серьезно? Я хочу сказать, она же эльф, а ты их…
– Если ее выбрало твое сердце… Кто мы такие, чтоб спорить со своим сердцем?
– Тау, какие балроги покусали моего дядю, пока меня не было? – облегченно хохочет Кили.
Эльфийка не успевает ответить, в дверь вламывается сердитый Двалин.
– Долго нам тебя ждать? Эти человеческие купцы меня доконают…
– Скажи им, чтоб шли на… – Торин подробно объясняет маршрут на кхуздуле, и Тауриэль понимает, что постигла еще далеко не всю глубину этого образного и многозначного языка.
– Может, я просто покажу им сушеную голову выползня и скажу, что это предыдущие просители? – с надеждой спрашивает Двалин.
– Двалин, ты слышал, что он сказал? – Кили просто сияет. – Про нас с Тауриэль! Дядя, скажи!
– Я просто сказал, что не стану возражать…
– Ага. Осталось только Дис уговорить, когда она приедет, – замечает Двалин.
– Ой, – Кили мрачнеет. – Мама ведь с эльфами и не сталкивалась никогда…
– Зато слышала достаточно семейных преданий, – вздыхает Торин.
– Но ты ведь ей объяснишь, правда? Скажешь, то, что ты сказал?
– Что?
– Скажи это для Тауриэль! Чтоб она знала, как ты к ней относишься.
– Любовь моя, я понимаю кхуздул, – мягко вмешивается эльфийка.
– Хочешь, чтоб я сказал твоей матери, что твоя невеста – хороший воин, поэтому я ее одобряю?
– Представляю, что на это скажет Дис, – хохочет Двалин.
– Да уж, – усмехается король. – Что-нибудь вроде «так и знала, все мужчины нашего рода выбирают по этому признаку».
Двалин смотрит на него исподлобья. Кажется, именно так у этого сурового гнома выглядит смущение.
– Ладно, – махнув рукой, король встает и поворачивается к Тауриэль. – Если Дис слишком уж разбушуется, отправим тебя на время нижние тоннели расчищать. Пересидишь там в безопасности…
Только когда за ним закрывается дверь, эльфийка понимает, что это была шутка, и запоздало хохочет вместе с Кили.
Как это, оказывается, весело – иметь семью.